Аэлита. Сын неба. Андрей Халов
пуль стих. Двигатель натужно ревел, разгоняя самолёт. И вдруг Лось почувствовал, как его вжимает в кресло. Гидроплан помчался над волнами, подпрыгивая изредка на их гребнях, и от этого его бросало из стороны в сторону. Наконец, Гусев уверенно потянул штурвал и добавил газу до предела. Самолёт оторвался от воды и стал медленно подниматься ввысь.
– Давно я такую ерунду не водил! – признался Гусев. – Но ничего – долетим!
Они поднялись выше облаков, где было ещё довольно светло, и, ориентируясь по компасу, полетели навстречу ночи, на восток.
– Не знаю, насколько хватит горючки, но, пока двигатель работает – будем лететь! – сообщил ему, щерясь от боли, Гусев, потом спросил. – Не боитесь, Мстислав Сергеевич?
– Чего?
– Застрять вот так, среди океана?
– Не знаю, – пожал плечами Лось и тоже ощутил резкую боль в предплечье.
Гусев заметил, как перекосило его лицо, и догадался:
– Да, плохо, что вас тоже ранили! Но… могло быть и хуже!
– Могло, – согласился Лось.
Скоро его склонило в сон.
***
Когда он проснулся, был уже день. Они по-прежнему летели над океаном.
– Где мы? – поинтересовался Лось.
– Не знаю, – с трудом ответил Гусев. Он был бледным от потери крови и выглядел уставшим. – Эх, приводниться бы, отдохнуть, раны осмотреть. Но надо лететь. На взлёт горючки много уходит….
Лось удивился, как раненный Гусев умудряется ещё и самолётом управлять. Он хотел что-то сказать, но слабость, навалившаяся на него из-за потери крови, снова склонила его в сон….
– Всё, приплыли! – разбудил его восклицанием Гусев. В кабине стояла странная тишина, и Лось сначала не понял, в чём дело. – Горючка кончилась, – пояснил, устало зевая, Гусев. – Попробую посадить….
Гидроплан всё больше кренило на нос. На них стремительно надвигалась поверхность океана. Самолёт вошёл в пике, и воздух завывал всё сильнее в остановившемся пропеллере.
Перед самой водой Гусев отчаянно потянул штурвал на себя, и аэроплан всё же выровнялся, перешёл было в горизонтальный глиссирующий полёт, но тут же ударился поплавками об волну, подпрыгнул и ударился снова. Конструкция планера, хотя и заскрежетала, затрещала вся от перегрузок, всё же выдержала. Машина зарылась в воду носом, затем вынырнула и закачалась как ни в чём не бывало на лазоревой поверхности океана.
– Ничего себе, Мстислав Сергеевич! – перевёл дух Гусев. – Приводнилась-таки посудина. А я уж думал – потопнем! Главное теперь, чтоб понтоны не лопнули, а то каюк! Проследите, если начнём погружаться! Впрочем, спасаться как – всё равно не ясно, – произнёс Гусев, засыпая. – Я чуть-чуть вздремну….
Загадочная труба
Когда Гусев проснулся, то первым делом, шутя, удивился:
– О! Ещё плывём!..
Настроение у него было, не смотря ни на что, боевое. Он осмотрел раны: сперва свои, затем Лося, – и сделал вывод, что ранения не так уж и опасны.
– У меня в гражданскую куда хуже бывало! – сообщил он Лосю, весело скалясь, затем