Там, где нет любви…. Мила Менка
убедив саму себя, что действует только в интересах дочери, она решительно направилась к дому купца Лещева, где только что скрылась Нина, а затем и её ухажер, который напомнил ей первую и единственную любовь.
В доме было три этажа, и, войдя внутрь, женщина оказалась в холле перед широкой лестницей и услышала, как на втором этаже, где жила Ниночкина подруга, хлопнула дверь. Юноши нигде не было. Неужели он тоже вхож туда?
Консьерж, похожий на моржа, развалился в кресле и, накрывшись газетой, громко храпел.
Снедаемая смесью разнообразных чувств, женщина пошла в сквер напротив и села на одну из скамеечек, точно шпик. Она знала о такой специальности от того же полицмейстера Рязанцева, который не упускал случая рассказать историю-другую из своей полицейской жизни, полной захватывающих приключений.
Ждала она долгое время, по прошествии которого из подъезда вышла Ниночка и пошла в сторону отчего дома.
Но где же Владимир? Вероника Платоновна терпеливо сидела ещё полчаса, но никто так и не появился. Тогда она побрела домой, придумывая различные способы вызвать дочь на откровенность.
К обеду пришел Рязанцев. Вопреки расхожему мнению, что высшие чины департамента полиции непременно красномордые, с торчащими в разные стороны усами, «жадные животные», Рязанцев был худ, бледен и вовсе не носил растительности ни на лице, ни на голове. Хотя сложно было поручиться, что взяток он не брал, сказать, что он относится к разряду продажных шкур, было никак нельзя. Капитон Капитонович имел награды за заслуги перед Отечеством и множественные ссадины и шрамы, нажитые им в то время, когда он только карабкался вверх по карьерной лестнице.
Рязанцев поднес к губам ручку Вероники Платоновны, затем Ниночки, облобызался с Петром Акимовичем и, потирая замерзшие руки, уселся к камину.
– Ну-с? – весело прищурясь, спросил он. – Какие новости у благородного семейства?
– Нет уж, Капитон Капитонович, прошу к столу. К чему соловья баснями-то кормить! Прошу-прошу, – захлопотала Вероника Платоновна.
В центре стола в большой супнице томилась стерляжья уха. В семью Красавиных ежедневно, за исключением двух дней в месяц, приходил повар. Голландец по происхождению, тем не менее, он великолепно умел приготовить всё то, что близко русскому человеку, и особенно удавались ему первые блюда: грибные супы, рассольники, свекольники, щи из свежей и кислой капусты, борщи, разнообразные окрошки, стерляжья уха на тройном бульоне по-царски…
Все уселись, наконец, за стол. К ухе были приготовлены пирожки с рисом и яйцом, с вязигою и рыбой. Папенька предложил Рязанцеву по рюмашке «для аппетиту». Наташа, не мешкая, принесла запотевший графинчик и две рюмки.
Пётр Акимович разлил водку, тягучую с мороза, до краев.
– На здоровье! – крякнув, он опрокинул в себя водку и, занюхав пирожком, прослезился.
– За хозяев! – поддержал Капитон Капитонович – уважая традиции, тоже выпил до дна и принялся за уху.
Ниночка