Близнецы. Том 1. Дарья Чернышова
затылок Фирюль. – Вроде бы никого».
Ему улыбается проходящая мимо девушка с длинной черной косой, но он ей не отвечает – на новые знакомства теперь нет ни сил, ни времени. Фирюль любуется блестящей рябью вдалеке и выбирает, в какую сторону отправиться: к западу или к востоку от поселения. «Бронт западнее, – думает он, – вот и поеду-ка по пути». Вороной одобряет выбор хозяина бодрым ворчанием и без понукания берет галоп. Они неплохо сработались за эти несколько недель. Немного жаль будет однажды насовсем расстаться.
Исполосованный песком и снегом берег Бездонного моря производит неоднозначное впечатление. Природа будто до сих пор не определилась, какими красками расписать это место, и мажет кисточкой как попало. Фирюлю больше нравилось море летнее, бурное, беспокойное – и еще другое, осеннее, полусонное, которое хаггедцы называют Добрым. Сейчас тоже неплохо. Он ведь никогда не бывал еще на родном берстонском побережье. Но даже теперь Фирюль все равно вспоминает первую встречу с великой стихией. Такое не забывается никогда. И, вот незадача, никому не расскажешь. Те, кто видел, – мертвы, а кто не видел – ни за что не поверят.
Тем летом, когда море впервые показывается ему, идет шторм. Небо давит на голову, как железная крышка, и Фирюлю кричат, чтобы отошел от берега подальше. Волна его не достанет, он знает точно. И никуда не уходит. Для Фирюля такое чувство в новинку – он, кажется, готов выпить всю эту воду залпом. Над волнами, как дым от пожара, клубятся тяжелые низкие тучи. По лицу хлещут брызги и жестокие порывы ветра. Впереди почти ничего не видно, и Фирюль прежде ощущает, чем понимает, что там, на море, кто-то есть.
К реву ветра и волн примешивается звук совсем иной природы – звук, какой может издавать раненый зверь, хватая последние судорожные вздохи. Фирюля дергают за рукав, но он остается на месте: разве не слышат они этот ужасный хрип, разве могут бежать, не заглянув в глаза неведомому существу? Мгла приходит в движение и рассеивается, прорезаемая устремленными вверх острыми гребнями. Из мутной воды, разрывая толстым брюхом песок, выползает на берег многорукое чудовище с огромной пастью, в которой торчат изогнутые клыки. Кожа его из дерева, белые кости местами лезут наружу, а спинные наросты покрыты спутанной мокрой шерстью. Такими, верно, были гиганты, первые дети Матушки Земли. Может быть, это вышел на поверхность один из них, разбуженный визгливыми человечьими голосами.
Чудовище складывает по бокам длинные тощие лапы, как рыба прижимает к себе плавники, и отчего-то медлит, не схлопывает вокруг Фирюля зубастую пасть. Человек, который дергал его за рукав, вдруг падает навзничь, пронзенный прилетевшим с моря острым шипом. Солнце, огненный Первенец земли, на мгновение показывается из-за туч, подмигивает Матушке и одному из братьев – или, может, сестер. Фирюль встает перед чудовищем на колени, и оно решает его пощадить. Когда звериная пасть изрыгает на берег высоких смуглокожих людей, он уже не может ничему удивляться.
Его страх, вцепившийся пиявкой в сердце после