Журнал «Юность» №05/2024. Литературно-художественный журнал
доктор, обязательно седой, с глубокой складкой между бровями, изучает стеклышки, покрытые крошечными пурпурными пятнами, похожими на абстрактные литографии. Но сегодня мучительное ожидание наконец закончится.
Все обозначилось примерно полгода назад, когда Лубов, читая в кресле, остановился посреди главы, не отметил страницу, отложил книгу, взял телефон и принялся листать ленту социальной сети, наискось пробегая по постам коллег и друзей. То же произошло на следующий день и через день. Лубов пробовал начать другое, но тут же бросал, вскоре перестал возвращать книги на полки и за несколько недель выстроил на письменном столе две шаткие метровые башни.
Если раньше Лубов преодолевал себя, волевым усилием возвращался к недочитанным главам, расставлял книги по местам, в общем, завершал периоды расхлябанности, и до этого случавшиеся с ним, то теперь это не удавалось. Он не дописал почти готовую статью, в последний момент отказался от публикации в известном научном журнале, перестал обновлять лекции, не подался на конференцию, куда ездил уже лет десять подряд, и вообще плюнул на планы. Вместе с тем Лубов стал замечать, что его мышцы, до этого упругие, обладавшие каким-то изначальным зарядом энергии и силы, размякли. Как будто воля, державшая в напряжении не только ум, но и тело, ослабла, и Лубов скис.
Сперва он подумал – возраст. Говорят же, к сорока наступает кризис. Еще бы, жизнь понятна: долгий, с аспирантуры, брак несколько лет назад закончился разводом, научная и преподавательская карьера на пике – ни приключений, ни эмоций. Однако когда Лубов перестал выбирать сорта кофе и смаковать его, распознавая вкус воронки, которую ему дважды в день заваривали в крошечной кофейне напротив института, он всерьез насторожился и задумался о здоровье. К тому моменту Лубов чувствовал, будто чем-то отравился и все не может поправиться: сил не было, кислый вкус во рту не проходил.
Сначала он попал к розовощекому терапевту, неприятному своей, как бы показной, улыбчивостью. Тот натянул скрипучие перчатки на распухшие пальцы, покрытые алыми пятнами дерматита, и принялся ощупывать Лубова, присвистывая и высоко поднимая брови. Потом, в театральном полумраке диагностического кабинета, Лубову на шею, будто из бутылки кетчупа, хлюпая, выдавили холодную слизь. Молодая тонкокостная узистка размазала ее, долго смотрела в монитор, а после зацокала. Это показалось Лубову подозрительным и как-то сразу не понравилось. Когда он оделся, узистка, пряча глаза, отдала расшифровку и вытолкала за дверь, почему-то повторяя, что она не врач. В коридоре Лубов развернул бумагу и прочитал о новообразовании размером три на пять сантиметров в районе щитовидной железы – подозрение на рак.
И хотя это подозрение далось Лубову удивительно легко – смысл переживать из-за не подтвержденного диагноза? – связность мыслей и логика несколько замутилась. Перед пункцией с гистологией, которая должна была поставить точку в диагностике, он уже прочитал десяток статей, и когда доктор, надев на шприц тонкую, блеснувшую на свету иглу, сделал болезненный прокол, Лубов непривычно вжался