Российский колокол № 1 (45) 2024. Литературно-художественный журнал
на Лину Кузьминичну из Мариуполя.
Кажется, я даже слышу, как её домовой шуршит фантиками от конфет.
Сергей Седов
Играй, Илия, играй
Философская сказка
Октябрьская прижалась спиной к бетонному забору. Даже сейчас она не прекратила стучать. Наоборот, палочки в её руках ходили нервно и торопливо, словно ей надо было успеть отбарабанить, отбить песню, что звучала у неё в голове.
– Не дрожи, не тронем, – произнёс Фаддей, сплёвывая в снег, – мы же товарищи, Ася. Или нет?
Он продолжал светить Октябрьской в лицо. Та жмурилась и отворачивалась. «Дружеский разговор», что обещал Фаддей, превращался в какой-то гоп-стоп, и мне это не нравилось. Я всё больше сожалел о том, что во всё это влез, мялся и переступал с ноги на ногу. Под подошвами моих кроссовок скрипел снег.
– Мёртвая мышь тебе товарищ. И не смей называть меня Асей! – отрезала Октябрьская.
Она выбила палочками особую, резкую и короткую, дробь. На миг наступила тишина.
– Убрать свет! – рявкнула Октябрьская и грохнула в барабан с обеих рук.
Он вспыхнул багровым и алым. Раздался треск, фонарик Фаддея взорвался. Оранжевый фонарь на столбе мигнул и погас. Я задрал голову – казалось, только что небо было утыкано колючими звёздами, сейчас же было ничего не разобрать: бешеный ветер, тучи и ледяная круговерть. Я поёжился, огляделся – нигде не было ни одного огня. Какая-то авария? Если бы прошлой ночью не выпал снег, мы бы сейчас стояли в полной темноте, такой, что лиц не разглядеть.
Я чувствовал, что Лёвик нервничает ещё сильнее меня. Только Фаддей казался спокойным. Он повертел в руках искорёженный фонарик и отбросил его в сторону.
– Очень страшно кричишь, – протянул он, – только зря это. Мы, твои товарищи, меж собой пообщались и сошлись на том, что ты неуважительно к нам относишься.
– Хочешь силой заставить уважать? – хмыкнула Ася.
Барабанные палочки задвигались вновь.
– Подкалываешь, – Фаддей покачал головой, – зря. Зря ты так с нами. Мы ж тебе не чужие, учимся вместе. А ты ведёшь себя с нами высокомерно, не говоришь, не общаешься. На переменах стоишь в углу и стучишь, стучишь, как Кибальчиш. Окружающим это кажется странным и обидным. Не надо так.
– А как надо? – неожиданно оживилась Октябрьская.
– Надо уважительно, Ася. Чтобы окружающим не казалось, что ты их ни во что не ставишь. И не выглядело так, словно ты кукушкой поехала. Так что давай ты сейчас отдашь мне барабан, и мы разойдёмся, довольные друг другом. А когда ты обдумаешь своё поведение и научишься себя вести, я тебе его верну.
– Ася, – встрял я, – ну ты же нормальный человек…
Октябрьская коротко заржала. Уступать по-хорошему она не собиралась. Беседа текла не в ту сторону. Что теперь? Отнимать силой? Больше всего я сейчас хотел сдать назад, но не понимал, как это сделать.
– И Лидия Ивановна тоже с нами согласна, – гнул своё Фаддей. – Она, конечно, не знает о нашей беседе, но будет рада, если ты начнёшь себя нормально