Тоннель. Яна Вагнер
повторил он слабо.
– Слушай, – сказал человек в наручниках и в самом деле улыбнулся точно так же, как вчера, когда лежал на заднем сиденье патрульного Форда. – Ну чего ты за мной бегаешь? Тебе-то зачем это надо?
Развернуть и встать сзади, вспоминал лейтенант, и сопровождать, по возможности не меняя захвата. Идти быстро, подталкивая задержанного. Все это он проделывал много раз, и хотя руки у арестанта скованы были спереди, а не за спиной, задача все равно была нетрудная. Чтобы не дать ему снова сбежать в толчее, можно было воткнуть ему ствол между лопаток и дотолкать до машины. Но для этого нужно было подойти к невысокому избитому человеку вплотную, а крепкий молодой полицейский почему-то совершенно оказался к этому не готов.
– Капитан твой та еще сволочь, – сказал человек в наручниках. – Сам знаешь, ты же все видел. Ему сказали, он делает. Но ты-то не такой, а, старлей? Я не в обиде, я понимаю все, но давай ты сейчас просто отвернешься, и я уйду. Тебе ничего за это не будет, ты здесь не главный. Это наши с ним дела. Ты нормальный парень, я вижу, еще не запачкался, отпусти меня. Ну чего ты. Зачем тебе лезть в это говно? Отойди, лейтенант, – и шагнул вперед, по-прежнему улыбаясь.
И старлей инстинктивно, не думая, шагнул назад.
– Стой! – завопил он, задрал пистолет и прицелился.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 июля, 07:29
– Так, расступитесь, – сказала женщина-Мерседес. – Дайте пройти.
И опять почему-то сработало. Непроницаемая и недобрая толпа сразу как будто съежилась и присмирела, и большой некрасивой женщине с лицом лагерной охранницы (вот, подумал Митя, вот на кого она похожа, ну или на школьного завуча, хотя это одно и то же) не пришлось толкаться и повторять свою просьбу. Она просто прошла, куда ей было нужно, – к патрульному Форду, и заняла место на подножке, которое Митя уступил ей с огромным облегчением, а затем подняла светлые глаза и заговорила снова:
– Хорошо, я спрошу еще раз. Здесь было два полицейских. Где они? И кто. Включил. Сирену?
Уверенный раздраженный женский голос – могучее средство, способное даже взрослых на мгновение превратить в дошкольников, которых застукали за чем-то недозволенным и вот-вот возьмут за ухо. Эффект, разумеется, обычно недолгий, но первый импульс всегда один и тот же – оправдаться, как можно быстрее снять с себя обвинение. Поэтому даже те из собравшихся, кто понятия не имел о судьбе капитана и старлея, а уж при включении сирены тем более не присутствовал, под этим холодным взглядом почувствовали одинаковые смущение и вину, примолкли и принялись переглядываться.
– Полицейских ваших сами ищите, – громко сказала вдруг мама-Пежо своим пионерским голосом. – Толку от них все равно никакого. А сирену включила я!
Женщина-Мерседес посмотрела вниз со своей подножки. Мама-Пежо задрала подбородок. На щеке у нее была свежая царапина, видимо полученная в недавней толчее, кудряшки совсем размотались.
– Ну и зачем же вы это сделали? – спросила женщина-Мерседес