День народного единства. Роман Уроборос
Да и я одет уже по-летнему. В шортах, в футболке в сандалиях на босу ногу. Дом изнутри деревянный, без мебели, огромный, двухэтажный. Это все, что я могу о нем сказать. Во сне же всегда так. Вроде находишься где-то, а попроси тебя описать это где-то, тут затык и наступает, потому что размыто всё, нечетко и тебя ещё из одного места в другое постоянно перетягивает сила неведомая. Но в этом доме, я бывал раньше очень часто. Во сне, скорее всего. Все знакомо, все родное. За занавеской сидят люди какие-то смуглые, затаились. К моим шагам прислушиваются. Звон по всему дому распространяется. Бум. Бум. Бум. И звуки эти поднимают меня к потолку. Потолок деревянный. Я его рассмотреть внимательно могу. Каждую трещинку, каждый гвоздик, каждый заусенец, каждую пылинку-паутинку. Но не хочу. А хочу я понять, как же мне удается летать, используя всего лишь звон тибетской поющей чаши? Ощущая вибрации продольные и поперечные, как? А вот если я в Москву вернусь, если проснусь, смогу так?
Сможешь ли ты в Москву вернуться, я бы лучше так поставил вопрос. Это голос из темноты до меня долетел. Я пошел на голос. Ты кто? Ответа нет. И никого нет. Я вышел на свет и увидел коридор, который заканчивается большой комнатой. Я посмотрел на белую дверь, на которой золотыми цифрами было обозначено 12. Двенадцать. Я начал всматриваться в эти цифры, пока они не стали четкими-четкими. Четкими. Вот единица. Золотая. Прямая. Все грани, протяженность, наполненность пространства изучил. Упала единица. Я взглядом ее обратно поднял. И осталась она на месте, на котором она и должна была всегда находиться уже без моей помощи. Двойка. Золотая. Обтекаемая. Граней нет одни скругления, сплошная недосказанность с полунамеками. Изучил. Упасть ей уже не дал. Помог опыт с единицей. Двенадцать. Отошел. Я же ее рассматриваю, как в реальной жизни. Удерживаю, сосредотачиваю внимание. И поток сна не сбивает меня с ног. Я контролирую сновидение. Стоп. Я сплю? Я сплю. Опять звон, но это уже не тибетские чаши. Это внутри меня. И снаружи меня. И я уши ощущаю, и я тело ощущаю. И ноги увидел. И руки увидел и туловище. Я. Я? Я-я. Да-да. В зеркало бы посмотреться. Где-то я его видел. Иду, заново учусь ходить. Так и тянет свалиться, носом в ковер ткнуться. Иду, как ванька-встанька качаюсь из стороны в сторону. Звон усиливается. Зато все вокруг приобрело сверхчеткость, гиперреализм. Мама, Что со мной? У меня опыта такого никогда не было. Дошел до комнаты. Пол зеленый. Глаза голубые. Так, что это за глаза? Нарисованы на стене. Смотрят на меня. Как же хорошо, как же жарко от взгляда этого прекрасного нестерпимых глаз. Женских? Женских. У возлюбленной моей должны быть такие глаза. Иду дальше там люди такие же, так же ходят, покачиваясь из стороны в сторону. Как будто приклеены к полу и движет их лента невидимая. Как на эскалаторе. Около выхода стоит куб деревянный. На кубе том бриллиант, что же ещё? Что же еще может так светиться? Глаза режет. Мне показалось, что режет. Подойти поближе не могу. Страх. Силу воли в кулак. Вперед! Вперед! Смотрю