Брундизий. Анатолий Штольц
есть?
– Нет. Есть две семьи вольноотпущенников – ещё отец их отпустил, а они и остались у нас на хозяйстве.
– Понятно. А на службу не хочешь?
– Куда?
– В город, к вигилам*. Жалованье хорошее, всегда сыт будешь да и вкалывать, как на вилле не нужно.
– Нет, дома буду работать.
– Ну, смотри. Если надумаешь – приходи. Женат, кстати?
– Нет, пока. Но конубий у меня есть
– Видел. Ну, это дело приятное для отставника. Слушай, а у меня к тебе есть предложение, деловое.
– Слушаю – я слегка напрягся : не хотелось мне опять впрягаться в дела служебные.
Префект сдвинул бумаги на столе и развернул карту.
– Сейчас посмотрим. Ага, вот твоя Ориенталия, вот твоя земля… Так… Смотри – твой участок граничит с муниципальными землями, впрочем, это больше прибрежная полоса, вот до этих предгорий, видишь? Здесь и угодья не разместишь – сплошной песок. А вот пинии* здесь расти будут прекрасно. Лес, видишь ли, солдат, крайне важен для нас, сам понимаешь – строительство кораблей, дело государственной важности. Так вот, давай я выделю тебе десять югеров* на побережье, да обеспечу ростками пиний, а ты своими людьми посадишь их, будешь присматривать за ними да охранять от поруба. А за это магистрат тебе денег будет выделять – триста денариев* в год, а через десять лет, когда сосны можно будет пустить в дело, мы заплатим ещё и дополнительно по денарию за каждое выращенное и сохранённое дерево – а это до тысячи динариев наберется. Ну, как тебе предложение? И деньги хорошие и работа повеселее, чем в поле работать от зари до зари.
– Нормальное предложение, спасибо! Я берусь – не раздумывая согласился я.
– Вот и молодец! Муж ты я вижу, серьёзный, служивый, вот и работай! Документы мы оформим и пришлём тебе вместе с ростками пинии, через недельку – другую. Сейчас подойди к Марку – вон, видишь, секретарь магистрата, все свои бумаги и оформишь. И ещё – ты заходи, если что, может, ещё какие предложения для тебя интересные будут.
Из магистрата я направился на рынок присмотреться к лошадям и оружию. А баню я оставил на финал моего путешествия по городу. Насчёт лупинария я не торопился – со службы у меня осталось недоверие к простибулам, это как проходном дворе – заразу подцепить на раз – два, недаром наш медикус вечно поучал нас, солдат, чтобы мы не рисковали, а держались утробы одной женщины – вот мы и держались, всем контубернием ходили к одной, проверенной годами подруге, и в походы её брали с собой в обоз, и платили ей за верность, и всё у нас было хорошо – и со здоровьем, и пар мужской выпускали, поэтому и служили без взысканий.
На рынке я нашёл место, где продавали лошадей и мулов. Лошадей хороших я не нашёл – в этом знал толк, да и цены на это старьё прихрамывающее было неразумно высокие, не по моему кошельку. Я уже собрался идти смотреть оружие, как вдруг кто-то из толпы хлопнул меня по плечу. Я обернулся – на меня внимательно смотрел коренастый муж в богатой тунике и с большой серебряной фалерой* на груди:
– Луций? Луций Апр!
– Я. А ты