Невероятные приключения Катеньки. Александр Тадеушевич Сержан
Изредка из бани в облаке пара выметывался, прикрывшись ладонями раскаленный Василий, пробегая подмостки, бросался он в осеннюю реку, фыркал, радостно гоготал. Не Шварценеггер, конечно же, но все при нем, мельком отметила Катя, не спеша отворачиваясь.
Напугавший поутру конь Булат вышел из-за угла на горбушку, посыпанную крупной солью. Бережно взял с руки, мягко ткнулся храпом, вздохнул что-то про себя, лошадиное и ушел восвояси.
– Уффф! – вынырнул из бани Василий. В рубахе, штанах, босой, немного пошатываясь, жадно пил воду.
– Иди, Катюха, твой черед! – махнул он ей пустым ковшиком.
Та собралась быстро. Благо все заранее приготовлено. Как была, босоногая, пронеслась по тропинке, разминувшись с Василием, бросив «С легким паром!» через плечо.
Ворвалась в баню, скинула рубаху длинную и в мыльню! Духмяную, с шайками травы бабкой Ефросиньей запаренными! Ох, и отвела бы душеньку Катя, найдись здесь шампунь! Но, увы. Только примитивное мыло. Но и на том спасибо! Все-таки мыло, а не щелок из еловых ветвей, или того хуже – корень мыльный! На себе испробовала это гадство еще в то время, когда состояла в обществе «Назад к природе». Хотя мыло здешнее, надо отдать должное, очень приличного качества. Не вонючее, хорошо пенится, тело до скрипа с первого раза отмывает.
Ну, а намывшись, в парную заглянула. Созрела та после Василия. Воздух сухой, ровный, ароматный, видать любил хозяин кваску на горячие камни подкидывать – вон и бадейка его заготовлена. Но квас обождет. Василь наказал сперва настоями бабкиными колдовскими попользовать надобно…
Тут Катерина навроде, как в ступор впала, к себе прислушиваясь. Ощущение такое, что мысль в голове течение поменяла. Соображать – соображает, но внутри, как будто на древний лад рассуждение идет.
Вот отколь такие слова – «наказал, поди, надобно, пользовать, видать»? Что за анахронизмы? Современная вроде деваха, а поди ты – суток в этом мире не отжила, нате вам – уже на «паки – паки, иже херувимы» тенденция перейти намечается!
«А не все ли тебе равно, девонька?» – спросила Катя себя.
Первый ковш с камня всполох добыл огненный. Катя едва с полка не свалилась, когда шарахнуло, дверь тугую настежь распахивая. По ту сторону банник-бестыдник, оказалось, подслушивал, да подглядывал, ему в лоб и прилетело. Выдуло вон, даром, что дух.
Со второго ковша, искры разноцветные, что жар-птица твоя хвост расправила.
А с третьего ковша, в душе надломилось, опрокинулось, вспять утекло, да отпустило… Прислушалась к себе, о матери вспомнила, о доме родном. Нет остроты прежней. Смягчилась боль, заросла трещина… Да разве можно так-то?
Быстрее ветра кинулась Катенька по мосткам в реку студеную, словно подсказал кто – прежнюю себя воде текущей отдать. Обдало Катю холодом ледяным, перевернуло, подкинуло, да на берег швырнуло. Нагой, не тоскующую смертельно ни о жизни прежней, ни о доме родном. Так, что-то щемит под сердцем чуть, без слез, без жалости, без страданий.
– Ну вы, блин, даете, – подытожила