Кадуцей. Беллатрикс Темникова
в пути.
Каждый шаг – откровение. Тысяча лье позади.
Но не высказать более – это нельзя
на Иггдрасиле распявшей себя.
ЧАСТЬ II
В мутных вялотекущих водах непременно мутируешь в су … суку.
О, Ганг, я видела твое сияние и купалась в кристальной чистоте,
мы были повержены грубым невежеством и страстями неудачных экспериментов.
Моя скорбь бесконечна, как время, которое замыкается в спираль,
соединяя будущее с прошлым.
Скорбь трансформируется, лишь когда время вернется
и дельфины снова станут собой.
Иное ложь. Рваная улыбка Джокера, грим на побитом лице.
Попытки быть, дешевые психологические трюки, основанные на коллективном надрыве … Социальные стены
и широко закрытые глаза на очевидное.
Я ясно вижу, поэтому покуда великие воды грязные,
я не могу быть счастлива.
Нашпигована,
отфильтрована,
в этом городе
замурована.
И не вырваться,
не сломить тиски,
в этой слабости
жить, как в повести.
Пыльной наглостью
затмевать мозги
поколениям
стадной мелюзги.
Умирая душой
в консервации,
зависеть
от атомной станции.
Вот он, человек. Венец природы.
Жрать отбросы и смердить во всем.
Не найти мне чистые здесь воды,
лишь укрывшись за алмазным куполом.
Не животные – гниющие телеса.
Мысли жвачками в подобии полей.
Все касания рождают волны стресса,
проклиная слой дремучий всё сильней.
Я ненавижу свою жизнь – она абсолютно несчастна.
Я ненавижу свою жизнь – здесь только небо прекрасно.
Я не хочу зависеть от людей, которые мне противны.
Мне не понятно, как в этой мгле мыслить позитивно.
У меня к вам нету доверия.
Всё доверие – суеверие.
Переломный момент откровения —
хочешь ты лишь к себе отношения.
Я смотрю с неучтенной позиции,
где видны лишь твои амбиции.
Я смотрю из тени, где не скрыто,
что сознанием твоим закрыто.
И доказывать мне не нужно, что тебя не снесет ветер южный.
Ведь, как все, ты хочешь одно – получить людское тепло.
В холоде, человек, погибаешь, – Бога так никогда не узнаешь.
Я писала книгу души,
я корпела над каждой строчкой.
Чувства сердца едва слышны,
и мерцания правды не точны.
Город стих и наполнился сном,
беспокойно его дыхание.
Мы в кирпичной арене живем,
предавая свое сознание.
Это души бессилие
меня выпивает в ноль.
Жизнь звучит, как насилие.
И причиняет боль.
Черные полосы ладаном
не перебить – это факт.
Майская