Концертмейстер. Роман в форме «Гольдберг-вариаций». Валерий Храмов
дело касалось лишь «старых козлов». А были еще и молодые. Один из них – высокий, статный, артистичный и талантливый – смутил девицу, разбудил ее юное сердце. Впрочем, мой внимательный и чуть искривленный ревностью взгляд заметил настораживающие черточки в его, казалось, безукоризненном облике: подслеповатые глаза, козлиная бородка, ранняя лысина. Но влюбленная Маргарита этих мелочей не замечала, и к моим опасениям отнеслась лишь – «с понимающей иронией». Их роман стал развиваться, но, как выяснилось, только в ее воображении. Наконец, девушка открыла любовнику свои надежды. А он жестоко посмеялся над девичьими упованиями: «С женой разводиться, не собираюсь, а наши отношения – лишь мимолетное приключение». Брошенная Маргарита ударилась в слезы. А потом, прослушав дома несколько раз арию Лизы («Мои девичьи грезы…»)4, стала действовать: пришла в институт и, дождавшись в фойе появления «коварного соблазнителя», в присутствии множества свидетелей, включая и жену, залепила ему пощечину и тут же отнесла в «отдел кадров» заготовленное заранее заявление об уходе.
Девичье горе было столь искренним и убедительным, что начальница «учебного отдела» отпустила Маргариту домой и пошла, на мою беду, проверять работу концертмейстеров сама. Остальное читателю уже известно, – я попался!
На следующий день меня вызвали в «учебный отдел». Марго все еще не было на месте – ей, из соображений женской солидарности, позволили переживать утрату дома. Вхожу, знакомлюсь с результатом проверки. Просят написать объяснение.
Я взял бумагу и отправился на консультацию к моей обиженной на всех мужчин подруге, предварительно купив торт, вино и букет хризантем (хотя в выборе сорта цветов сомневался).
Звоню. Мне не открывают. Предупрежденный заведующей учебным отделом в том, что Маргарита «никого не желает видеть», продолжаю звонить – робко прерываясь, пытаясь уже в самом характере звонка выразить и сожаление, и сострадание, и робкую надежду, и нижайшую просьбу.
Наконец дверь открылась. Марго стояла передо мной, замотанная в какие-то немыслимые «тряпки» и смотрела куда-то вдаль стеклянными глазами кошки, только что вылизавшей содержание пузырька с валерьянкой.
– Я не нуждаюсь в твоих утешениях. Оставьте меня в покое, ненавижу вас всех, – ее крик перешел в рыдания, – все мужики сволочи!
– Риточка, прости, но мне нужна твоя помощь, а в утешениях нуждаюсь, скорее, я сам. Ты должна радоваться, что этот мерзавец отвалил. Он тебя недостоин. А вот я из-за всей этой истории безвинно пострадал. Помоги, умаляю, – произнося эту тираду, я опустился на одно колено, выставив хризантемы вперед.
Услышав мой вопль о помощи, Маргарита, вдруг переменилась, что заставило заподозрить в ней присутствие некоторых актерских способностей. Передо мною опять возникла деятельная сотрудница «учебного отдела». Она быстро переоделась, привела в порядок прическу. Выяснив, что я действительно пострадал совершенно незаслуженно, вычеркнув меня из списка «всех мужиков-сволочей», быстро нашла единственно правильное решение:
– Завтра,
Чайковский П.И. Ария Лизы «У канавки» из оперы «Пиковая дама» (