Дом на городской окраине. Карел Полачек
боком. О, я умею кусаться! По-твоему золу должен за тобой убирать я? Я тебе кто – работник или твой хозяин? Отвечай!»
– А как мы спали? – слащаво осведомился он.
– Плохо – ответила пани Сырова, – мы провели бурную ночь.
Полицейский поднял голову: – Как это бурную? – с подозрением спросил он. – Разве может быть в моем доме по ночам тарарам? Кто же это галдел? Небось, опять трафикант созвал свою компанию и до ночи дулся в карты. Я эту лавочку прикрою. Я ему покажу. Внес семь тысяч на строительство, платит тысячу двести за квартиру и воображает, будто имеет право галдеть. Мне он давно уже не по нутру. В будние дни ходит на деревянной ноге, а по воскресеньям и в праздники ему, видите ли, нужно нацепить на себя резиновую, пижон! Расфорсился! Плати он за квартиру побольше, тогда другое дело, – имей хоть десяток резиновых протезов… Придется мне, черт подери, наводить порядок!
– Да нет же, – прервала его пани Сырова, – у них было тихо. Гвалт стоял у Шолтысов. Мы даже спать не могли.
– Что вы говорите? – удивился домовладелец, – пан учитель… Вот-те раз! А еше образованный называется… Мне он казался таким тихим… В тихом омуте… Но я его вижу насквозь… Толкует мне о звездах, думает, я такой простак, что про звезды ничегошеньки не знаю… Ученость свою показывает. «Когда думаешь, что лучу света нужны сотни тысяч лет, чтобы преодолеть такое расстояние, то содрогаешься при мысли, как мы ничтожны…» Я отлично понимаю, на что ты намекаешь. Это ты ничтожный, а я-то не ничтожный. Пятнадцать тысяч на строительство, это тьфу по нынешним временам. Дай хотя бы двадцать тысяч, тогда и рассуждай себе о звездах сколько угодно! А образованностью мне в нос не тыч. Я ничего не кончал, но обо всем имею свое понятие.
Так говорил полицейский. Лицо его побагровело, и он все больше распалялся, испытывая потребность излить свое возмущение тем, что казалось ему оскорбительным.Он относился к довольно распространенной категории властных людей, которым доставляет наслаждение чувствовать себя уязвленным.
– Мы уже лежали в постели, – продолжала пани Сырова кротким голосом, – глаза слипаются… вдруг слышим страшный крик. Муж вскочил, спрашивает – что происходит?
– А что же было причиной такого шума? – дознавался полицейский.
– Они вызывали духов. Муж сказал: «Я ничего против спиритизма не имею, но я буду вынужден потребовать, чтобы при этом соблюдалась тишина. Я устаю и нуждаюсь в отдыхе». Разошлись они глубокой ночью. Мы потом долго не могли заснуть. И я сказала, что надо непременно сообщить об этом пану хозяину, чтобы он навел порядок.
– Будьте спокойны, я это сделаю, – ответил полицейский, – духов в своем доме я не потерплю. – Этого еще не хватало! В моем доме должны царить мир и порядок. Я не для духов строил жилище.
И полицейский, расставшись с пани Сыровой, решительно вошел в квартиру на первом этаже. Пан Шолтыс расположился за столом, погруженный в чтение. Его жена сидела за швейной машинкой и шила. Канарейка прыгала в клетке, норовя перекричать стрекот