Тени вечерние. Повести. Александр Любинский
я?
Улыбки уже не было.
– Поменял?
– Дурачина, речь идет о тебе! Я–то сам о себе позабочусь.
– Верно.
Я приподнялся со стула.
– Не обижайся, – он схватил меня за рукав. – Ну, выскочило слово… Не обращай внимания… Черт подери, ты красна девица, что ли? Ну извини, извини.
– Извиняю.
Неловкая пауза.
– Смотри! – воскликнул он обрадовано, – вон мчится прекрасный Язон!
С трудом находя дорогу между стульями, беспорядочно загромоздившими проход, к нам продвигался Илья. Вид у него был, по обыкновению, отрешенно–высокомерный.
– Ну как? – он швырнул портфель на пол и выжидающе уставился на Андрея.
– Возьми стул и присаживайся.
– Плевать я хотел! Как?
– Тише. Не привлекай всеобщего внимания.
– Ты ответишь, наконец?
– Понравилось.
Илья кивнул головой – мол, ничего иного и быть не могло – и сел.
– Но уж так далеко от современности! Сплошные котурны. Высокопарность раздражающая. Порой смешная. Хотя… что–то живое все–таки есть… Пульсирует.
– Это все?
– Сам прекрасно знаешь, что через неделю от твоего энтузиазма следа не останется. Ради бога, не качай с горьким упреком головой… Правда, он сейчас ужасно похож на старого еврея?
Вопрос был обращен ко мне, но ответа, очевидно, не требовал.
– Простите, – сказал я, обращаясь к Илье, – не могли бы вы пояснить, о чем речь?
– Дай, – сказал Илья.
Андрей вытащил из портфеля и протянул мне объемистый машинописный экземпляр, где на первой странице значилось:
– Очень интересно… Обязательно прочту. А как вы думаете, насколько это… так сказать, осуществимо?
– Что?
– Ну, чтобы хор, оркестр, пантомима и…
– Меня это не касается.
– Но всякий автор хочет видеть свое детище осуществленным.
– Разумеется. Я – вижу, слышу, представляю. Имеющий уши да услышит!
Из–за стола, расположенного в нескольких шагах от нашего, поднялась высокая блондинка, цепко глянула в нашу сторону, мгновенно отвела взгляд.
– …до скольких ушей дойдет? Плевать я хотел, шедевр это или дерьмо, но вокруг того, что ты делаешь, должна быть заварушка… притяжение, что ли, отталкивание…
(Наклонилась к соседке, трясясь от смеха. Коснулась грудью поверхности стола.)
– …видите ли, возраст – не препятствие появлению шедевров. Но в редакциях с вами не захотят разговаривать. Чем оригинальней вы пишете, тем труднее печататься. Я бы не хотел идеализировать, но, скажем, пишущей братии начала века было куда как легче.
– Что же, не писать?!
(Выгнувшись, коснулась стола животом. Долгий взгляд.)
– Постойте, а почему бы не организовать… журнал?
– Журнал, –