Антислова и вещи. Футурология гуманитарных наук. Алексей Нилогов
при котором мыслящий вслух искренен настолько, насколько не ощущает экстатического различия между внутренним и внешним, не опасаясь мыслить про себя без ущерба для мышления вслух. Прецеденты ментального эксгибиционизма представляют собой поллюции бессознательного, раскрепощающегося в пределах аутического сознания, которое упускает контроль над причинением боли самому себе: свобода мышления противостоит не столько свободе слова, сколько свободе мышления, находящей опосредованное выражение в свободе слова (антисловность – это характеристика (не)ложного семиотизма, проявляющегося как в «изначальном опоздании», так и в несимметричности между свободой мышлении (планом содержания) и свободой слова (планом выражения), заключающейся в различных ментальных состояниях: от намеренной лжи до неосознанного самообмана, а в форме критики цинического разума – от номинации вещей их аутентичными именами до называния вещей тем, чем они должны стать). Свобода мышления, которая воплощается в антиязыке посредством антислов, снимает больший перечень противоречий аутентичной номинации, а в перспективе может стать номинативной панацеей, включая божественное наименование. Если числовой язык, как понимает его риторическая теория числа, положен в божественный промысел, то его вторичная номинация – в дьявольский, итожащий, подобно деконструкции, следы différance божественного языка. Свобода мышления означает такое предположение об антиязыке, какое не поддаётся перформативному выражению на естественном языке, а именно: предположение об антиязыковой безотносительности, согласно которой в антиязыке может быть номинирована любая перформативная вещь, не делающая различий между свободой воли и свободой слова. Мышление вслух не является синонимом свободы мысли, а напоминает бесконтрольное говорение (гередо), которое иногда нарушает дисгармонию между двумя типами свобод, позволяя человеку высказать–ся таким образом, каким бы он не рискнул помыслить даже про себя. Артикулированная раскованность мыслящего вслух примечает такое ментальное состояние, которое сродни экстазу, а главное – сверхвиртуальному, определяемому в качестве избытка имманентного для имманентного, когда мышление вслух не нуждается в ограничении свободой мысли). Мыслецентризм свободы мышления означает такую критику антиязыка, благодаря которой может быть проведена масштабная семиотическая ревизия по выявлению вещей, не поддающихся мышлению: «Всё разумное мы должны вместе с тем назвать мистическим, говоря этим лишь то, что оно выходит за пределы рассудка, а отнюдь не то, что оно должно рассматриваться вообще как недоступное мышлению и непостижимое» (Гегель)96. Мышление вслух, каким бы парадоксальным оно ни было, является семиотическим вызовом для любой коммуникации, в которой обмен пустыми знаками служит залогом успеха, а когнитивный диссонанс возникает в профилактических случаях: беспосредническое общение человека с самим