Быть русским. Валерий Байдин
спросить, среди ваших предков по материнской линии действительно были графы Комаровские? Так рассказывала моя московская знакомая из этого рода.
– Точно не знаю. Возможно. Никогда глубоко не изучала свою генеалогию. Были графы Орловы, Панины, фон Палены, какие-то участники войны 1812 года. В русском дворянстве всё так перемешано. Кстати, мои знакомые в России зовут меня Елена Георгиевна.
Непринуждённость легко даётся лишь умным и проницательным людям. Она привыкла очаровывать и внешностью, и внутренним обаянием. Я осмелел:
– Значит, вы сохранили некоторую связь с православием?
– Разумеется, кровную связь. По отцу я Зурабишвили, грузинка.
– Поэтому вы согласились со мной встретиться и поддержать это обращение, – я протянул ей текст и пожалел о своей прямолинейности.
Каррер д’Анкосс прищурила сверкнувшие глаза, взяла листок и спокойно произнесла:
– Меня интересует всё, что происходит в Советском Союзе. Отношения церкви и государства в России всегда были важны, а сейчас важны необычайно.
Она положила письмо на столик, принялась читать, затем поставила подпись и протянула мне. Я поблагодарил с ненужно горячностью:
– Елена Георгиевна! Ваша поддержка очень важна. Россия погибнет без веры, без своих святынь!
– Конечно, система больше не может опираться на атеизм. Её идеология рано или поздно должна измениться, на глазах всё меняется. Это чувствуют и в России, и на Западе.
Тут же последовал мой наболевший вопрос:
– Среди верующих в Москве многие говорят о возврате к монархии. Вы думаете, это возможно?
Она слушала с улыбкой, словно оценивая мою искренность, и ответила без колебаний:
– Думаю, невозможно. Народ изменился после революции. Вряд ли монарх сможет управлять такой страной, пусть даже условно, как бельгийский король, например.
Пора было уходить, но я всё-таки решился:
– Можно напоследок ещё вопрос? Советская система непоправимо пошатнулась, это очевидно. Что ждёт Россию?
Каррер д’Анкосс помолчала:
– Будет трудно. Очень трудно. Но в русской истории и не такое бывало.
– Опять жизнь между смертью и чудом. Хватит ли сил?
– Хочется в это верить.
– Спасибо ещё раз, – я шагнул к выходу.
– Подождите! Вы же читаете по-французски?
– Конечно.
– Тогда вот вам небольшой подарок.
Она, поднялась с кресла, взяла с полки толстую книгу в мягком глянцевом переплёте, вновь села за столик, на миг задумалась и написала несколько слов.
– Держите на память!
«Le malheur russe. Essai sur le meurtre politique (Русское несчастье. Эссе о политическом убийстве)». На голубой обложке, словно в небе, светились над горой черепов со знаменитой картины Верещагина крупные слова названия. На титульной странице я прочёл: «Pour Valéry Baïdine en lui souhaitant de réussir à reveiller la Russie5. На добрую память». Ниже её подпись по-французски и число:
Валерию Байдину с пожеланием, чтобы ему удалось разбудить Россию.