Боец десантной бригады. Равиль Нагимович Бикбаев
орудует прикладом автомата жилистый и ловкий башкир. Через пару минут он выходит из курятника весь в перьях, в каждой руке по две птички, автомат в положении на грудь. Руки должны быть свободны, а то вдруг еще стрелять придется, вот Муха и подвязывает кур за ножки к своему поясному обтрепанному кожаному ремню. Оглядываемся, чтобы еще прихватить. Большой двор, богатый, есть чем поживиться. Из дома выходит пожилой плотный дехканин увидел нас и тоже замер. Лицо у него как омертвело и губы задрожали. А потом он медленно сошел со ступеней дома во двор, закрыл женщин своим телом.
–Никого не тронем, -тихо на узбекском языке пытается успокоить их Лёха, – только еды немного возьмем.
–Не тронем, -повторяет Муха, жалко со свернутыми шеями свисают с его ремня куры.
–Аллах Акбар, – невесть зачем бормочу я единственно знакомые мне арабские слова, смотрю на пытающуюся скрыться за спиной мужчины испуганную девчонку, широко глупо ей улыбаюсьи вниз к земле опускаю ствол готового к бою ручного пулемета.
Муха и Лёха шустро идут к выходу со двора. Я стоя лицом к афганцам их прикрываю, всяко бывает, могут и в спину долбануть.
Из-за спины дехканина, выходит девочка, быстро, только ноги в длинной одежде путались, подходит и боязливо протягивает мне большой кусок овечьего сыра, и тут же юрк, за спину к афганцу. Отец ее наверно. Я не сентиментален, год уже отвоевал, всякого насмотрелся. Просто в горло мне что-то попало вот и запершило. Я циничен, это просто от несущегося ко мне дыма горящей печи, защипало глаза. Девочка, я же с оружием пришел в твой дом, я же …эх да что там говорить. А ты? Зачем ты мне подала садака, милостыню, милосердие от человека к человеку. Я же солдат, мне воевать надо, а милосердных на войне первыми убивают. Мне двадцать лет и меня уже давным-давно отучили плакать. Я и не плачу, просто в горло что-то попало, да дым из печки все идет и идет, а я ладонью быстро вытираю глаза.
Через два часа наша рота будет прочесывать этот кишлак.
–Те самые? – кивая на дом в котором мы побывали на рассвете спросит командир взвода Сашка Петровский,
–Ага, – шмыгая простуженным носом, подтвердит Лёха.
–Вы трое, до конца прочесывания тут оставайтесь, – распорядился взводный, и в ниточку сжав губы, нехотя процедил, – мало ли чёго …
Мало ли чёго? Да знаем мы чего! Прочесывание это почти повальное мародерство, и не только. Достаточно найти любое оружие, горсть патронов, или хоть что-то хоть отдаленно напоминающее взрывчатку, как … если очень повезет, то в плен возьмут. Только большие у нас были потери, почти не брали мы никого в плен. Вот так – то.
–Эта хибара проверена уже, – останавливаю я направлявшихся к дому группу солдат.
–А чё, тогда тут стоите? – подозрительно спрашивает командовавший этой группой невысокий чернявый командир второго взвода старший лейтенант Галиев. Он Бакинское ВОКУ год как окончил. Наркот, мародер, но не трус, далеко не трус и перед солдатней званием своим офицерским никогда не выделывался.
–Нам Петровский