Нетеатральный разъезд. В. Н. Симаков
Когда сам повязан должностными интересами, как-то забываешь, что можно жить и без службы. Соответственно и рассуждаешь.
Жуковский. Я исходил из посылов, которые к Пушкину неприменимы. Полагал, что он должен из признательности к императору, вернувшему его из ссылки, нести государеву службу, требовал от него почтительности и выражения благодарности императору. И с какой страстью требовал! А у него было свое, лишь уважительное отношение к государю.
Вяземский. И при всем уважении говорил, что в императоре много от прапорщика и мало от пращура Петра Великого.
Жуковский. Мы же знаем, что у нас человек без службы – не человек.
Вяземский. Мало того, правительство неохотно определяет людей по их вкусам и склонностям, сочувствиям и способностям. Оно полагает, что и тут человек не должен быть у себя, а все как-то пересажен, приставлен, привит наперекор природе и образованию. А уж исключенный из службы исключается из жизни.
Тургенев. Приближаемся к римскому праву? «Делу общему жизнь необходима, тебе же жить нет необходимости.»
Вяземский. Где это общее дело? И не думаю, что наша практика сопряжена с каким-либо правом. Например, вас, Василий Андреевич, никогда бы не назначили попечителем учебного округа… но если бы вам хорошенько поинтриговать и настойчиво просить, то вам бы дали и генерал-майора, и бригаду, особенно в военное время. Так и занятия историей вменяются в обязанность большим писателям. И нельзя не подчинить дел своих и поступков законной власти.
Тургенев. И подается все как монаршая милость…
Вяземский. Именно! К примеру, государь увидел в Сухозанете Иване Онуфриевиче, потерявшем ногу под Варшавой, воина и назначил его главным директором Пажеского и всех сухопутных корпусов. Отличная синекура, но почему безногого не задействовать на домах инвалидов?
Жуковский. Остается пожалеть, князь, что не вы занимаетесь армейскими кадрами.
Вяземский. А я? Что я делаю? Вчера в департаменте читал проекты положения маклерам. Если бы я мог со стороны увидеть себя в этой зале одного, читающего, чего не понимаю и понимать не хочу, смешным и жалким показался бы я себе. Но это называется служба, без нее нельзя считаться порядочным человеком, полезным отечеству, а пуще всего – верным верноподданным. И службой этой замаливаю грехи молодости.
Тургенев. Получается?
Вяземский. Николай Павлович своих мнений не меняет. Я для него фрондер, человек закваски двадцать пятого года. Мне поставлено в вину, что Пушкина положили в гроб не в камер-юнкерском мундире. Государь убежден, что это мы – Вяземский или Тургенев – присоветовали.
Жуковский. Не хватало, чтоб и на том свете поэт мучился в мундире.
Тургенев. Мундир, один мундир… Он прикрывает не только недостатки, но и сковывает мысль и действия… убивает личность.
Вяземский. Самодержцам личности не нужны. А Пушкин примерял на себя и рубище пророка,. и шкуры волхва.
Тургенев.