Последняя осень. Буря. Дарья Пырх
заметила Бортникова и остолбенела. Марк повернулся, взглянул прямо на нее. На миг почудилось, что он приблизится, скажет, как сильно соскучился. Скажет, что жаждет помириться. Реальность подвела, он ушел в противоположное крыло. Поняв, что холл опустел, Маша поспешила в комнату, но замерла при виде Яны. Та стучалась в вожатскую.
– Я насчет, – начала она, но осеклась, – слоганов.
– Заходи, – быстро сказал Глеб и, привалившись к дверному косяку, уставился на Машу. – Помочь?
– Нет, сама справлюсь.
Через пять минут Захар Владимирович снова созвал группу и отлучился. На импровизированной кухне собрались самые ответственные студенты.
– Что в меню? – спросил Кирилл.
Завязался нешуточный спор. Ангелина хотела оладушки, Яна твердила о пользе омлета. Маша заметила, что у блондинки припухло лицо, и про себя предположила: «Наверное, плакала из-за плохих условий. Скорее бы отсюда уехать». Они не общались, поэтому вопрос прозвучал бы странно. Вика предложила сварить кашу, но наотрез отказалась от гречки. Настя, сидевшая на коленях у Глеба, заявила, что скорее умрет, чем съест манку, выпьет коровье молоко или попробует лактозу в хлебе. На нее уставились, как на фрика. Эмилия твердила о рисе, Кирилл цитировал тренера, любившего овсянку, Игорь предпочитал пшенку, а Михаил мучился голодом, о чем не уставал повторять.
Маша словно переместилась на рынок, куда мама ходила за покупками. Тягостные минуты из детства, когда приходилось безропотно стоять на узкой картонке и натягивать замерзшими пальцами «очень симпатичные брючки заграничного пошива», до сих пор вызывали стыд.
– Проголосуем, – остановил галдеж Женя.
К разочарованию Вики, победила гречневая крупа. Кирилл и Леонид наполнили кастрюли водой, поставили на плиты. Хлипкие тройники и крохотные конфорки заставили ребят понервничать.
– Рванет, – с обреченностью произнес Игорь.
– Сплюнь и постучи по дереву! – воскликнула Яна.
Маша всегда смеялась над суевериями, из-за чего выслушивала нотации от родителей. Мама хранила в доме иконы, носила крестик, посещала церковь, ставила свечи и иногда соблюдала пост, но при этом спокойно наливала домовому молоко, не прощалась и не здоровалась через порог. Понять ее противоречивую картину мира было крайне сложно.
– Не пересоли, – строго предупредил Леонид.
– Все под контролем, – ответила Ангелина.
Она зачем-то сильно наклонила пачку, громко чихнула. Просыпавшейся соли хватило бы на две таких же емкости. Леонид дотащил посудину до ванной, затем вооружился половником и взял приготовление на себя.
– Он хороший повар, – сказал Кирилл. – Мы в одной общаге живем.
– Ужинаем вместе, – встрял Михаил.
– Вы меня втихую объедаете, – сердито проворчал Леонид. – Воры.
– Юрист от преступника отличается амбициями, – припомнил слова историка Кирилл.
Седовласый и статный профессор казался Маше эксцентричным. Поговаривали, что за большой перерыв он успевал написать очередную гениальную монографию по истории