Исповедь русской американки. Валентина Попова-Блум
в определенный момент увидела и поняла его смерть и отошла от его кровати.
Врач и медсестра беспомощно сидели рядом.
Я валялась на какой-то каталке в коридоре в беспамятном сне – двое суток я от Саши не отходила ни на шаг и не спала совсем.
Медицинская бригада, приехавшая с опозданием из Москвы, забрала меня из больницы.
Перед отъездом ко мне подошел главный врач и сказал, что я могу подать на них в суд, так как они не справились (они даже не смогли поставить подключичную капельницу – то ли от неквалифицированности, то ли от недостатка чего-то).
Я вяло промямлила, что могу, но это мне мужа не вернет.
Привезла я тело назад в Москву на машине московских медиков.
Ему было 35 лет и на похоронах кто-то сказал, что он спешил жить… Ведь в 35 лет у него уже был весь комплект успешного (или удачливого) советского человека: квартира, машина, дача.
Мы остались с дочкой одни.
Мы прожили вместе с первым мужем 17 лет. Работали, растили дочку. Он был очень ревнив, что омрачало наши отношения. Я – кокетлива, но безгрешна! Может, по нравственным, но и по медицинским причинам: боязнь заразы, беременности, интриг и лжи, и других негативных моментов, разрушающих брак, душу и саму жизнь, как правило!
Довольно долго я восстанавливалась; продала, что можно было продать, привыкала к роли вдовы и главы семьи, ответственной за всё. Было нелегко!
В 36 лет я осталась вдовой.
Похороны помню плохо. Очень помог отец – взял на себя все хлопоты.
Дочка была у него на даче и узнала, что папы больше нет, уже после похорон. Очень кричала: она его сильно любила, а он души в ней не чаял.
Я тяжело переживала его уход: не могла есть и спать дома, ходила к соседке-подруге в соседний подъезд.
Приходили люди, я с ними молча ела; не могла открывать шкафы долгое время, не могла находиться одна дома, и однажды нянька моей дочери, неграмотная баба Стеша, вывела меня на улицу, взяла за плечи и сказала: «Сегодня девять дней, как ОН ушел. Повернись на все четыре стороны, кланяйся и говори: уходи, уходи, я справлюсь».
Помогло!
Я долго не могла ходить на кладбище и не водила туда дочь. Ходила сомнамбулой. Приходила к кому-то домой и могла заснуть, сидя на стуле… Меня ловили, я долго спала после этого.
«Охранительное торможение» спасло мой рассудок. Выживала! С трудом выплатила все наши долги, продав всё, что могла. Нужно было самой быть для дочери матерью и отцом. Я до этого времени не занималась ни счетами, ни жилищными проблемами.
Теперь всё лежало только на моих плечах.
Надо было продавать эту новую, престижную и несчастливую «Волгу». Мечту жизни погибшего на ней человека.
У нас были долги, и я все равно не смогла бы на ней ездить, да и средств на ее обслуживание не предвиделось.
Продавать эту машину мне следовало только по спекулятивной цене. Чтобы надолго хватило денег. Официальная цена была невелика, но купить даже подержанную, тем более битую машину можно было по формальной