Серый ангел. Валерий Елманов
было простительно во время выдвижения из Уральска и взятия Саратова в силу нехватки офицеров, то ныне… Понимаю, Брусилов до сих пор от своего нелепого ранения[2] оправиться не может. Но есть Деникин, кой на задворках отчего-то пребывает, есть Юденич, да мало ли… Кого ни возьми, все они по своему старшинству преимущество имеют. И ведь таковское, как я погляжу – не единичный случай. Дроздовскому тоже, поди, сорока не исполнилось?
– Тридцать семь неполных лет, – сухо ответил Голицын.
– А Каппелю?
– Тридцать пять в апреле. Сам Марков, – не дожидаясь очередного вопроса, сработал на упреждение Виталий, – сорок лет в июле отметит.
– Вот, вот, – подвёл «печальный» итог Николай Николаевич. – А ныне, государь, вы сами воочию убедились, сколь опасно выскочек на столь ответственные посты выдвигать. Вовремя мы, как нельзя вовремя со строевым смотром подгадали. Иначе с эдаким воинством я в Петроград войти бы постыдился.
И великий князь принялся поучать Алексея, сколь важно сие мероприятие, без коего нет и не может быть приличной армии. Попутно рассказал и то, что во времена его молодости гвардейские полки даже комплектовать стремились по принципу схожести, дабы не только мундиры, но и лица подогнать под определённое однообразие.
– В Преображенский полк старались набирать рослых блондинов, в Семёновский – брюнетов-усачей, а в лейб-гвардии Атаманский – шатенов, притом непременно с карими или голубыми глазами. Вот это была красота! Аж сердце замирало от умиления, глядя на них. Ныне же…
Наконец Голицыну надоело слушать и он заметил:
– Сдаётся, у светлейшего князя Маркова-Московского несколько иные принципы комплектации.
Николай Николаевич иронически крякнул:
– Какие же?
– Как и у Слащёва – суворовские. А касаемо строевых смотров… Безусловно, они имеют значение. Но для воюющей армии куда важнее иное. Например, отвага солдат и полководческий талант офицеров и генералов. Потому чудо-богатыри Маркова и дошли до Москвы без единого поражения.
И он посоветовал императору ещё раз припомнить, сколько люди из Особого корпуса, который по своей численности и впрямь еле дотягивал до полка (какая уж там дивизия!), успели сделать полезного.
Захваченные без единого выстрела красные бронепоезда, десятки вёрст сохранённых от разрушения железнодорожных путей, не говоря про мосты. И напротив – те же мосты, но своевременно уничтоженные, что не дало большевистской армии юга нанести удар в спину. Да что там мосты. Одни взорванные шлюзы, что позволило воспрепятствовать переводу лёгких боевых судов большевиков с Балтики на Волгу, чего стоят. Да мало ли. Всего не перечислить. И во всём том заслуга Диверсионного полка.
Число «языков», взятых слащёвскими пластунами из Кубанского полка, запросто потянет на трехзначную цифру.
Снайперский полк, потеряв за всё время лишь трёх бойцов, навечно уложил в землю тысячи врагов. Из коих, между прочим, добрая половина – командиры
Действительно нелепое, поскольку осенью 1917 года генерал мирно проживал в Москве. Однако во время октябрьских боёв влетевший в окно его квартиры артиллерийский снаряд раздробил осколками ногу генерала. Он перенес две операции и восемь месяцев провел в лечебнице.