Опа! Опа! Опа!. Кирилл Баранов

      Жил в Ланхраасе такой человек, которого звали Кхун Кхун. Древностью он был, конечно, порядочной – лет в сотню. Такой он был старый, такой трухлявый, что весь зарос седыми волосами и когда шатался по улицам Чауянати, то волосами своими подметал дороги. В этой непомерной шевелюре путались кизяки и дети, которых приходилось вычесывать, вернувшись домой. Кхун Кхун родился еще до того, как народ утопил прежнего короля, и вот дождался с ужасом тех дней, когда вернувшиеся короли стали топить народ.

      Кхун Кхун писал стихи и песни, а в конце жизни решился создать огромный концерт для всех ланхрских инструментов – на двести музыкантов. Музыкой этой он хотел, как сам признавался, отразить обратно в мир весь тот свет, весь тот огонь, что давало ему солнце на протяжении сотни лет его жизни. Изрядное пламя, черт возьми!

      Премьеру концерта назначили за целый год, выбрали музыкантов и инструменты. Шли месяцы, и Кхун Кхуну оставалось дописать всего несколько тактов своего сочинения. Сто лет жизни не победили в нем наивного романтика: он надеялся, что его музыка привнесет в мир немного добра, тепла и нежности, даст несчастным жителям Ланхрааса силы идти дальше уверенным шагом.

      Вот только за два месяца до премьеры концерт отменили…

      А вместо него назначили новый и дьявольски актуальный спектакль – «Пешком шагая по говну»! Автор пьесы – модный постановщик (впрочем, дебютант), сын кого-то из высших сановников Ланхрааса.

      Узнав об отмене концерта, Кхун Кхун вскочил на ноги, взмахнул кулаком и воскликнул:

      – Да чтоб вы все сдохли от тупости, свиньи гнилозубые!

      И тут же умер от злости!

      Так его многолетний труд, «Концерт огня», остался незавершенным. Не хватило трех тактов. Финала. Коды.

      И вот Кхун Кхуна замотали его же седыми волосами, сунули в бочку и отнесли на гору.

      Прошло два месяца. На премьеру нового спектакля Королевского Театра приехали в каретах большие сановники с наштукатуренными девицами, критики со вздернутыми носищами, любители длинных разговоров, великосветские повесы, жаждавшие пощеголять перед дамами знанием модных веяний в искусстве и собственной образованностью, и сами такие же дамы, не желавшие отставать от общества и боявшиеся стать посмешищами в салонах и на оргиях, где часто обсуждались популярные постановки, а еще, конечно, всякие прочие бестолочи, полупьяная молодежь, фыркающие толстосумы в платьях, недовольные тем, что их жен вечно тянет на развлечения. Еще, говорят, там была какая-то из королев, или ее прислужница, или еще кто-то. Были там и королевский звездочет, и начальник стражи, и даже любимый кабан короля. Как будто весь Ланхраас вдруг полез в Королевский Театр, кроме, разве что, пастухов, рыбаков, пахарей, слуг, портных, разносчиков, пекарей, погонщиков, харчевников, зубодеров и метельщиков, глинобитчиков и гробовщиков, кроме сапожников и чеканщиков, кроме сборщиков баклажанов и дубильщиков, кроме охотников и красильщиков, носильщиков и возниц…