Тракт Черной Вдовы. Сона Исаева
Меня кто-то вёл по незнакомым коридорам, облокотив на себя и поддерживая каждый раз, когда я падала.
Даже, если бы и хотела посмотреть на того, кто мне помогает, не получилось бы. Один глаз совсем отёк, а голова чересчур кружилась, чтобы лишний раз ею двигать. Обволакивающий аромат фиалок ещё больше усугублял неприятное чувство.
В третий раз я очнулась уже на своей кровати.
Платье всё еще было на мне. Лежать было твёрдо и больно, но повернуться не было сил вообще.
Открывать один глаз не было возможности. Я лишь почувствовала чьё-то присутствие с тем же самым запахом фиалок, а потом к моему лбу приложили что-то холодное, отчего молотки, бьющие набатом в голове, стали стихать.
Я проваливалась в забытие и выныривала обратно, захватываемая белезненными ощущениями во всём теле. Иногда я просыпалась в темноте, одна. А иногда я ощущала фиалки и заботливые руки, которые промывали лицо или с осторожностью приподнимали голову, чтобы помочь мне сделать пару глотков чего-то травянистого и горького.
Я не знала, сколько прошло времени. Может несколько дней, а может, всего лишь сутки.
В тот раз, когда я пришла в себя и что-то соображала, было всё так же темно. Глаз по-прежнему не открывался, дикое головокружение и боль во всём теле никуда не ушли.
Но я проснулась, вполне осознавая, где я, и что произошло. Поморщившись от резкого движения, в первую очередь проверила, на месте ли тот лист бумаги. Платье с меня никто не снял. Листок был на месте.
С лёгким облегчением, легла обратно, соображая, насколько сейчас безопасно передвигаться, чтобы найти хотя бы пару глотков воды. Пить хотелось неимоверно.
За дверью послушались тихие шаги. В это части коридора была только моя комната. Ночной гость тихо крался именно ко мне, надеюсь, что со стаканом воды. Вряд ли это батюшка пришёл добивать меня. Он бы точно не стал красться в ночи.
– Вы?! – Вслед за слабым огоньком свечи появилась фигура моей мачехи. В нос тут же ударил аромат фиалок, который, кажется, я на всю жизнь запомню не в самом лучшем смысле.
Она молча и как-то привычно прикрыла за собой дверь локтём – во второй руке сжимала кружку.
– Раньше мне казалось, что тебя воспитывают также сурово, как и меня когда-то, – мачеха поставила свечку на стул, а сама села возле меня и принялась поить горьким отваром, – а потом я стала понимать, что всё совсем не так. Иногда ты пропадала на несколько дней, а то и недель, – напоив отваром, она зашла за ширму, откуда донёсся легкий всплеск воды, – твой батюшка говорил, что ты проводишь дни в молитвах. Ела постоянно в этой спальне, в свет не выходила.
Прохладная тряпка опустилась мне на лоб, принося блаженное расслабление.
– Я не дура, видела, что происходило. Но считала это нормальным, будто так и должно быть. У меня не было матери, а отец так же был суров. Осталось двое сыновей, которых воспитывает Геман. Всё казалось таким обычным, – её рука слегка соскользнула, прямо на рассечённую бровь, но она не заметила, а отвернулась, глядя куда-то в пустоту. – Он убьёт тебя, Аделаида.