Плач серого неба. Максим Вадимович Михайлов
клякса.
– Как я выгляжу? – усмешка выглядела слабой. Если бы рука с платком на мгновение не опустилась, я бы ее вообще не заметил.
– Что это было? – спросил я и страшным усилием поборол приступ внезапной тошноты. Одной лужицы на полу было вполне достаточно. Боли стало тесно в голове, и она яростно застучалась о своды черепа, как ярмарочный тигр о прутья клетки.
– Яд в соке. И яд, как видно, смертельный. Кто-то тут решил, что я на этом свете лишний. Но кто? – На ящера, который в тот момент казался мне воплощением всех пороков, он даже не глядел. Я порывисто встал, качнулся к альву, но пол радушно прыгнул навстречу, и пришлось схватиться за ближайшую столешницу. Чешуйчатая лапа оказалась быстрее – телохранитель альва подхватил меня и бережно опустил на стул.
– Благодарю, – пробормотал я. – Теперь бы кровать и теплую ванну. В любой последовательности. Правда, хотелось бы задать несколько вопросов. Серьезных.
– Сейчас? – удивился альв. – Здесь? Брокк, да вы не в себе.
– Как тонко подмечено, – я постарался перекричать оглушительный шорох, который вдруг заполнил весь мир. Хотелось растянуться прямо на столе. – Но я способен на диалог.
– Нет, так не годится. – Голос Хидейка бледно сочился сквозь густой туман. Думать не хотелось ни о чем. Вопли альва «эй, красавица!», «нет, полицию не надо, лучше извозчика» и «врача мы найдем сами» казались далекими и несущественными. А потом вернулась и темнота.
ГЛАВА 5,
в которой читателю напоминают о сотворении мира,
а по стенам течет кровь
– …Творец взял частицу первородного Хаоса, и бесформенное обрело суть и облик. По воле Единого возник Гиар-Шаг, оплот Порядка. И узрел Творец дело рук своих, и сказал, что это хорошо. И по слову его явились в мир деревья и травы, звери большие и малые, рыбы и гады морские. И был мир юн и един, и царил в нем Порядок. А на шестой день пришел черед живой души.
В отличие от прочих детей, Жосар Виллебруннер не плакал. Будто не ледяным холодом отдавала вода купели, а теплом и некой глубокой, далекой лаской, которую взрослому описать невозможно, а младенцу – не нужно. Лишь когда мать, суетясь, принялась растирать его полотенцем, сморщенное личико младенца скривилось на миг еще сильнее, но ни крика, ни слез так и не воспоследовало. Священник же, едва взглянув к бездонные черные глаза, заулыбался и напророчил, что душу столь кроткую непременно ждет сан.
–…И сотворил Он три народа. Альвов, хранителей всего надземного, душу мира. Цвергольдов, хранителей всего подземного, тело мира. И людей – хранителей Равновесия, разум мира. И в каждом Творении была частица Хаоса. И различались одушевленные, облик их и деяния их. Но любили они друг друга, а паршивых овец отделяли от стада. И было так тридцать и два века.
Долгих шестнадцать лет спустя юный Жосар, которого товарищи прозвали за глаза Зубрилой Жосом, окончил семинарию и стал певчим в той самой церкви,