Плач серого неба. Максим Вадимович Михайлов
Внимание на меня… – он ловко выдернул пробку и шумно втянул ноздрями вялую струйку столь же ядовито зеленого пара.
– Только взгляните! – В полном восторге завопил собеседник экспериментатора, – мастер Карл подлинный чудодей – изобрел выпивку, которую потребляют носом! Уж не запретная ли это магия? – остряк заржал, и смех кругами разбежался по всей компании. Карлика это задело. Он ожег молодежь гневным и горделивым взглядом.
– Да что б вы, молокососы, понимали в правильной дегустации? Пустое поколение! – В такт горьким словам колба покачивалась, словно винный бокал в пальцах нетрезвого аристократа. Честное слово, цвергольд даже оттопырил мизинец! Выдохшись, Карл сделал паузу и резко опрокинул колбу в широко распахнутую пасть. Блеснули то ли обломанные, то ли, – чего только на свете не бывает, – подпиленные зубы.
Упавшая на юных посетителей «Любимицы судеб» тишина была такой плотной, что, казалось, даже сигаретный дым прибило к полу. Только что шумные студенты галдели и ерничали, – а вот они словно забыли как дышать, устремили взгляды на экспериментатора и окаменели… вместе с ним. Цвергольд превратился в статую, на недвижном лице которой жили только глаза, – они, подрагивая, осторожно косились вниз. Туда, где столешницу подпирал объемистый живот. Тишина ширилась, растягивалась, и, достигнув звенящего предела прочности, лопнула. Из недр алхимика раздался гулкий вой. Что-то рвалось на свободу из его нутра, что-то, судя по ужасающим звукам, рожденное на стыке реальности и ночных кошмаров… На лице карлика отразилась отчаянная борьба, в которой вовсе не он был сильной стороной. Неведомый противник напирал, но Карл не сдавался, изо всех сил сражаясь за существование… и победил. Поблекшее было спокойствие вернулось и снова воцарилось в трактире, будто никуда и не отлучалось. Цвергольд шумно выдохнул, повертел похожей на котел головой и, глядя в пустоту, хрипло спросил:
– Ну как, никто не созрел? Там… пара капель осталась.
Что бы случилось, проиграй он борьбу с желудком, сказать было невозможно, однако студенты явно ждали шумного и красочного зрелища и теперь, лишенные представления, лишь досадливо поморщились и отступили. Отвернувшись от недавнего объекта насмешек, недоросли с головой погрузились в болтовню. А чудаковатый карлик, казалось, и сам уже напрочь забыл об их существовании. Порыгивая в бороду, он аккуратно заткнул пустую колбу пробкой, вытащил из-за пазухи ошметок бумаги, а из-за уха – длинный карандаш и что-то размашисто записал. Потом бездумно покрутил головой и, встретившись со мной глазами, внезапно нахмурился и отвернулся. Меня передернуло. Жутковатые стеклистые глаза цвергольда от напряжения стали густо-багровыми, налились кровью, как спелые вишни соком. А еще они были разного размера.
Сначала нищий, теперь этот… Вимсберг, словно пытаясь оправдаться перед миром за свое внутреннее безобразие, имел и еще одну славу. Здесь всегда терпимо относились к Тронутым – тем, кто от рождения был отмечен