Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2. Игал Халфин
переживает болезненно, он уже несколько раз заявил, что бывших оппозиционеров травят, и тем самым старался политическую борьбу перевести на рельсы личных счетов423.
«Травля» понималась как сильное слово, и пользоваться им следовало осторожно: «В момент проверки того, как бывшие оппозиционеры <…> изживают старый мелкобуржуазный троцкистский хлам, не может быть разговоров о травле и искусственном разжигании страсти», – согласился Гриневич424. «Я должен признаться, что рано ныть о том, что со стороны ячейки в отношении меня не созданы товарищеские условия», – извинился перед Усатовым Николаев425.
В итоге комиссия по чистке, а затем и местная контрольная комиссия решили Горсунова из партии исключить со следующим основанием: «В примыкании к троцкистской оппозиции взгляды до сих пор не изменил. Иронизирует партруководство. В общественной жизни пассивен, замкнут, старается избегать партработу. На чистке держал себя замкнуто. На вопросы отвечал неискренне». (Парттройка Западно-Сибирской контрольной комиссии восстановит Горсунова 7 сентября 1930 года, и мы его встретим в следующей главе.)426
В случае Горсунова, как и во многих других, исход был предопределен предварительной аппаратной работой – инструкция избавиться от оппозиционеров шла сверху, хотя сам же аппарат отменял более половины решений об исключении. Оппозицию, однако, продолжали широко обсуждать в низах, и ее адептам не придавали зловещих черт и свойств. В духе первой пятилетки пластичность субъекта ставилась в норму. Эссенциализация личных качеств Лабутина рассматривалась – у него упорно искали рецидив, – но не была обязательной. Не все грехи подводились под общий знаменатель. Идентичность коммуниста оставалась флюидной, склонность к инакомыслию – одним из качеств характера. Как мы увидим в случае Лабутина, динамика спора в ячейке была очень разная —оппозиционеров не «стриг под одну гребенку».
Персона уже знакомого нам Михаила Григорьевича Лабутина обсуждалась на собрании по чистке ячейки мехфака 12 ноября 1929 года. Свежая характеристика была неоднозначной:
В процессе практической работы никаких искривлений линии партии не замечалось. В момент дискуссии с троцкистской оппозицией т. Лабутин примыкал к таковой. Подписание платформы не установлено, а также и фракционная работа. Открытых выступлений на собрании по защите линии оппозиции не было, а только голосовал за опубликование тезисов оппозиции, за что в порядке оргвыводов привлекался к ответственности <…>.
Главная «неясность» заключалась в другом – в «службе в Колчаковской армии (есть предположения, что доброволец)». Именно это обстоятельство, почти не замеченное во время партпроверки 1928 года, было теперь в центре внимания. Вопросы:
– Когда был мобилизован Колчаком[?]
– 26 августа 1918 года.
– Выходит, ты шел в школу добровольно[?]
– Да добровольно, потому что предпочел уходу в армию.
– Почему
ГАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 2318. Л. 15.
Красное знамя. 1929. 15 декабря.
ГАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 2318. Л. 16 об.
ГАНО. Ф. П-7. Оп. 2. Д. 167. Л. 8.