Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1. Игал Халфин
Евдокимова позволяет рассмотреть внутрипартийную борьбу конца 1920‑х годов во всем ее многообразии. Ниже мы познакомимся с его зятем Петром Тарасовым, который продвигал оппозиционные директивы в регионах. В последней части книги Григорий Евдокимов появится в качестве организатора подпольной деятельности зиновьевцев – по крайней мере, таковым он признавался в протоколах НКВД.
2. Кошки-мышки в ЦКК
В начале лета 1926 года в Москве местные оппозиционеры начали проводить нелегальные собрания и рассказывать о поражении Зиновьева в Ленинграде, распространять информационные сводки об итогах XIV съезда и недавно прошедшего апрельского пленума ЦК. «Вопиющим фактом нарушения партийной дисциплины» считалось проведение нелегального собрания оппозиционеров в подмосковном лесу 6 июня 1926 года137. Для доклада о положении в партии на массовку был приглашен Лашевич, «один из главнейших руководителей Красной армии». Член РСДРП с 1901 года, Михаил Михайлович был в год Революции делегатом I Всероссийского съезда Советов РСД, членом ВЦИКа, участником Демократического совещания. Как член Петроградского ВРК он стал одним из организаторов Октябрьского вооруженного восстания, в годы Гражданской войны входил в реввоенсоветы Восточного и Южного фронтов, с 1925 года – заместитель наркома по военным и морским делам, зампредседателя РВС СССР, кандидат в члены ЦК ВКП(б). Зиновьев писал в 1935 году: «Все, кто знал покойного М. Лашевича, помнят, что лично это был один из лучших людей среди тогдашних зиновьевцев. Он был глубоко и интимно связан с партией и переживал особенно мучительно свой разрыв с ней. Но даже таких людей фракционность уводит в лес. Когда теперь вспомнишь об этом, то еще острее осознаешь: если тот круг идей, которые развивались нами, подготовил и привел (уже тогда, в 1926 г.!) Лашевича, насчитывающего в своем прошлом два десятка лет борьбы за партию, к этому неслыханному делу, – то что же должны были мы сеять среди людей, которые только начинали свой путь?»138 С точки зрения большинства ЦК, Лашевич перешел Рубикон, окончательно предал партийный устав. Почему же у Лашевича «не хватило мужества выступить на собрании московской организации, а в лесу на нелегальном собрании он выступил? – спрашивал Бухарин членов Политбюро 14 июня 1926 года. – Я вам скажу почему. Потому что, если бы он выступил на собрании, это не было бы партийно-фракционным сплочением, а если человек выступает в качестве члена нелегальной фракции, это ему важно»139.
Массовка в московском лесу провалилась. Уже на следующий день один из участников мероприятия рассказал о ней секретарю Краснопресненского райкома партии Мартемьяну Никитичу Рютину, который передал дело в ЦКК. «В прошлое воскресенье по Савеловской железной дороге около станции Долгопрудная собралось 50–60, а то и 70 членов партии, – гласило секретное сообщение. – Устроили нечто вроде массовки такого характера, как в старое время <…> с патрулями и т. д.»
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 426. Л. 98–99.
Стенограммы заседаний Политбюро ЦК РКП(б)–ВКП(б) 1923–1938 гг. Т. 2. 1926–1927 гг. М.: РОССПЭН, 2007. С. 112.