Параллели. Часть первая. Сергей Григорьевич Никоненко
потери, но, несмотря на них, командование требовало прорыва обороны противника. Иван оказался на фланге, где скопление живой силы немцев и русских было растянутым и прерывистым. Когда их рассыпанный взвод получил очередной приказ к атаке, переданный сигналом, Иван осторожно стал высовываться из окопа, пытаясь осмотреть местность, по которой придется бежать, его взгляд выхватил взгляд вражеского солдата, целящегося в него и готового выстрелить. Иван выстрелил из винтовки наугад, без подготовки, он увидел, как лицо немца искривилось болью и резко осело. Иван с товарищами бросились в атаку, но хлесткий пулеметный огонь уложил бегущих в трех-четырех метрах от окопа противника, не позволив в него ворваться, пошла позиционная перестрелка. У противников не было никакой возможности довести свои намерения до конца, одни не могли продолжить атаку, другим было некем их атаковать.
Наконец, прошел сигнал к отбою атаки и возвращению на позиции. Но это было не так легко сделать, так как поверх голов постоянно работал пулемет, вынуждая возвращаться только ползком. Иван уже хотел было ползти обратно, как после стихнувшей стрельбы услышал стоны, похожие на вой. Стон был буквально перед ним, метрах в трех-четырех, во вражеской траншее. Поколебавшись еще короткое время, Иван пополз к траншее противника, опустив через бруствер голову, он увидел немца, корчившегося от боли и истекающего кровью. Иван рывком вполз в траншею, и так бледное лицо немецкого солдата побелело еще больше, ослабленный кровопотерей, он не мог оказать какое-либо сопротивление, и, наверное, подумал о неминуемой смерти. Иван бросился к нему, тот закрыл глаза и безнадежно застонал. Иван вскрыл перевязочный пакет и быстро стал перевязывать солдата, тот пришел в себя и с изумлением уставился на Ивана, что-то невнятно бормоча ему. Иван понял – немец благодарил его за помощь. Закончив перевязку, Иван с удовлетворением увидел, что кровь остановилась, он поправил сидящего солдата и похлопав по плечу сказал:
– Ничего, будешь жить. Пополз я к своим.
Немец благодарно улыбался. Иван рванулся к брустверу, как неожиданно для него, согнувшись, в траншею вбежали два немецких солдата. Один из них вскинул оружие, намереваясь выстрелить в Ивана, но перевязанный им немец что-то заорал и рывком заслонил Ивана, он что-то говорил своим. Наконец, все трое повернулись к Ивану, их лица уже не выражали ненависти. Они махнули ему рукой в сторону своих и помогли выползти из траншеи. Ползя к своим, Иван лихорадочно думал, убьют или нет его сейчас. Но даже пулемет замолчал, и пока Иван не вполз в свою траншею, со стороны противника не прозвучало не единого выстрела. Война, которая не казалась теперь ему ни чистой, ни оправдывающей какие-либо даже самые патриотические цели, все же показала то, что человечность гораздо выше ее примитивных законов. Иван провоевал уже два года, за которые было и ошеломительное наступление, когда русская армия вошла в Восточную