Параллели. Часть первая. Сергей Григорьевич Никоненко
Темно-русые волосы, опрятно заплетенные в косы, подчеркивали ее статность, и хотя она не отличалась высоким ростом и крепостью фигуры, но часто казалось, что где-то там, глубоко внутри, спрятаны недюжинные силы в ее хрупком теле. Серо-голубые, отчаянно прозрачные глаза подкупали своей искренностью, а очаровательно-открытая, добрая улыбка обдавала любого беседующего с ней какой-то трогательно-доверчивой теплотой. При ней не хотелось лгать, грубить, вообще вести себя недостойно. Парням Фрося очень нравилась, между ними непрестанно велась борьба за ее внимание. Тщетно, у Фроси были иные приоритеты.
Она очень любила своего отца, сдержанный и довольно строгий в быту, он всегда как-то по-особому относился к ней, берег ее и очень гордился ее красотой, она была его первая помощница во всем. Иногда казалось, что отец растит из нее некое подобие себя, только в женском обличье. Фрося любила заниматься с отцом чисто мужскими занятиями. То что-то чинили по дому, то мастерили нехитрую мебель, то занимались огородом. Помимо этой помощи, на ее плечах лежало и немало женских забот – ухаживание за меньшими братьями, стирка и готовка. Мать Анастасия сильно уставала на работе, ее труд был тяжел и не очень дорого стоил. Фрося часто попросту жалела свою матушку и старалась как можно больше успеть до ее прихода.
В этот страшный день, когда отцу стало совсем плохо, Фрося была дома, отец подозвал ее к себе и, ласково погладив по голове, сказал:
– Какая ты у меня стала, дочка, красавица. Прости меня, видно, я не оклемаюсь, не рассчитал силы-то. Что-то захудало мне совсем, боюсь, и мать не дождусь, не попрощаюсь!
– Ну, что ты, папа, давай я сбегаю, я мигом, ты потерпи, что, нога опять разболелась?
– Разболелась дочка, да еще как. Ты не бегай за матерью, не тревожь, да и, честно, не хочу ее пугать-то. Ты, вот что, обещай мне, что если что худое со мной случится, мать не бросишь, трудно ей будет с Толиком и Юрой на руках, на тебя вся надежда, большая ты у нас уже, должна понимать. Варвара вам чем сможет, поможет, да семья у нее, ей, поди, тоже нелегко.
Из глаз Фроси брызнули слезы, она уже не могла их сдерживать, в тот момент она вдруг все поняла. Отец прощается с ней, он не выживет. В это было трудно поверить, в это не верилось, но холод, сковывающий весь низ Фросиного живота, до боли кричал ей об этом. Отец, видя это смятение и боль, отразившиеся на лице дочери, сказал:
– Дай-ка я тебя поцелую, занимайся своими делами, да и мать придет скоро, все ли сделала, что велела?
Он приобнял наклонившуюся Фросю, нежно чмокнул ее в щечку и нарочито, по-отечески, хлопнув чуть ниже поясницы, произнес:
– Ну, все, беги!
И Фрося побежала, ее сердце не хотело принимать неизбежного, она надеялась на что-то, что, к сожалению, не случилось. Занявшись младшими братьями, она не заметила, как пролетело часа три и на пороге появилась мать. Анастасия была, как всегда, уставшей, валилась с ног, и все же первым делом спросила:
– Как отец, ел, что-то тихо?
Она направилась в большую комнату, где лежал