За гранью будущего. Валерий Ивашковец
вдруг смутился дедок.
Парни всё же подивились и выразили своё почтение Кирьяну, которому на вид можно было дать под шестьдесят не более, даже морщины не особо проглядывались.
– Пчеловод я, потому и долго живу, и вид имею омоложенный…
– Нет, – засуетился Виталик, – одними пчёлами тут не объяснишь – в округе у вас аномалия, одним словом.
– Как вам угодно, – согласился Кирьян.
Ребята сложили вещи в короб телеги, дно который было устелено сеном, и уселись по краям, свесив ноги.
– Но-о, пошла родимая!
Ухоженная пегая лошадь фыркнула недовольно, натянула поводья и бодро покатила телегу по заросшей мелким разнотравьем ровной дороге. Вокруг стеной стояли златоглавые подсолнухи, пели птицы, и веяло освежающим ветерком. Над полем молчаливо-грозно парил коршун, где-то пронзительно кричала птица.
– Значит, молодёжь сюда едет, – стал уточнять Виталик. – А что случалось “не во благо”? – напомнил он Кирьяну его обмолвку. – Дорога длинная, проясните, если можно.
Наслаждаясь открывшимся сельским пейзажем, парни с неподдельным вниманием слушали Кирьяна. Если Алексея с Христей рассказ пчеловода-долгожителя настораживал, то Виталика только воодушевлял.
Евсеевка относилась к деревням, которые ещё в советские времена были исключены из государственного реестра. По всем отчётам районных властей жителей там не осталось. Но нашёлся упёртый мужик, не старый ещё, по имени Евсей, который так припал к этим местам, что готов был терпеть все лишения первобытного существования: без электричества, телевизора, почты, больницы, – лишь бы на родине остаться.
– Монах-отшельник, да и только! – Крутил головой Кирьян. – За ним потянулись ещё двое стариков. Сколь ни отговаривали их и сельчане, и председатель колхоза, сам секретарь районный приезжал! Ничего не подействовало. Постепенно смирилось начальство… Прошло время, подоспела перестройка… Тут и попёрла чудасия. Началось с поля, что аккурат напротив развалюхи Евсея. В ту ночь небо было особенно звёздным, как он потом сказывал. Потом будто зарницы сверкали особенно ярко, а на утро вывел свою козу Моську пастись и видит: посреди поля огромный выжженный круг! Да ровный, будто специально начертанный. Во! Евсей перепугался: мыслишка появилась, что кто-то решил его выжить отседова.
Дальше – хужей. За полем пестрит лесок, скорее, подлесок берёзовый на бугре. Во время войны, сам был свидетель, там долго шли бои: какая никакая, а высотка! – важно отметил Кирьян. – Оружия, снарядов пооставалось там во множестве. На моей памяти не раз приезжали сапёры и вывозили машиной энтот металлолом. И всё ж разный народ, в том числе и детишки из округи, баловали в том лесочке: оружие искали. Одначе, никто, в смысле, чтобы подорваться, не пострадал. Вояки, видать, поработали на совесть. И, вот, теперь…
Дорога неожиданно пошла круто вниз, в яр, на дне которого среди кустов молодого ивняка журчал ручеёк. Кирьян прервал рассказ, так как лошадь остановилась, наклонила голову и стала пить воду. Парни терпеливо ждали продолжения,