Дон Хуан. Гонсало Торренте Бальестер
то раньше. Но потом Лютер объяснил поразительные вещи. Хотя лютеранство, конечно, не по нам – чересчур уж сентиментально. Но вот логика Кальвина безупречна! Никому из наших с ним не потягаться. Эх, а как он рассуждает о Дьяволе!
Черный Боб взглянул на него с презрением.
– Тебе бы послушать падре Тельеса. Вот у кого логика так логика! А какая глубина познаний, какая эрудиция! Мне довелось удостовериться, что во всем свете никто не знает о Боге столько, сколько он.
– Католицизм устарел, – со вздохом обронил Надоеда. – С точки зрения нашего дела от новых ересей проку больше!
– Случись в аду инквизиция, я бы на тебя непременно донес! Это надо такое – бес-еретик!
– А чем он хуже беса-католика? Ладно, по мне, так мы заболтались. Доложи-ка монахам о результате экзамена – чего ты напроверял. А я уж и на ногах держаться не в силах, ох и болит у меня все! Нет больше терпенья! Поскорей бы выбраться из этого тела – очухаться… Да и дело мое к тебе не терпит отлагательств.
Падре Вельчек повернулся к инквизиторам:
– Преподобные отцы, я обнаружил в этом человеке изрядное знание Катехизиса. Полагаю, это верный раб Господень. Он – францисканец-терсиарий.
– А порасспрашивали вы его о том, что он думает о конкретных положениях, касаемых Святой Троицы? Ибо в тех землях весьма распространены ложные воззрения Кальвина.
– Сей добрый человек даже имени этого выродка не слыхал.
Инквизиторы посовещались.
– Мы благодарим вас, падре Вельчек. Ступайте с Богом.
– А когда у вас случится свободная минута, – добавил тот, что выглядел среди них главным, – не откажитесь обсудить со мной кое-какие наиважнейшие проблемы. Как мне известно, падре Тельес нашел в вас истинного и достойного преемника.
– Падре Тельес почтил меня своим доверием.
– Дело в том, что в некоторых пунктах он отходит от учения доктора Анхелико[9].
– Зато приближается к святому Августину.
– Именно об этом я и хотел бы с вами потолковать. Так когда же я буду иметь удовольствие снова видеть вас здесь? Вы ведь знаете, с каким уважением мы к вам относимся, да и оказанные нам услуги не забываем.
– Когда будет угодно вашей милости. Лишь назначьте час…
– Ступайте с Богом. И берегите желудок!
– На все воля Божия. Покорно благодарю…
Черный Боб заспешил было к двери, но, услыхав позади голос Надоеды, приостановился.
– Ты что, вздумал бросить меня тут?
Черный Боб взглянул на несчастного.
– Монахи подлечат тебя. Наверно, завтра и выпустят. Ты знаешь, где меня отыскать.
– Чего еще желает этот купец? – раздраженно спросил один из инквизиторов.
– Он молит меня взять его с собой. Говорит, у него болят все кости и он голоден.
– Объясните ему, что это невозможно. Прежде мы должны написать кучу бумаг, а он – поставить на них свою подпись. Но его накормят, уложат в постель и, коли пожелает, даже дадут глотнуть водки, а прежде разотрут уксусом с солью – в подобных случаях нет средства лучше.
– Ну?
Так называли Фому Аквинского (1225 или 1226–1274).