Соль Вычегодская. Строгановы. Татьяна Богданович
Анна. – Тебе и доглядеть надобно. Ну, слухай. Сказывать буду, чего спросить надобно. Перво – давно ль починены цырени, год там аль два? Ладно ли чистят их? Пущай покажут, а ты догляди, много ль на тех цыренях ржавчины? Соль тоже погляди, что вновь выварена, – белая аль черная.
– Белая соль-то, Анница. Завсегда белая. Ведаю я.
– Много ты ведаешь. Была белая, а ноне, будто, черная стала. Скажи, бракуют-де нашу соль покупщики, не берут. Может, зевают, не работают, так с того и соль плоха стала. Попужай их: Ивану Максимовичу, скажи, доведешь, он не помилует. Ну, мотри, памятуй, что молвила я. Про все спытай.
Больше и говорить не стала Анна Ефимовна. Про Жданку она и думать забыла. Промысел из ума не шел. Этакое богатство разоряется. Сама она хоть тоже из купеческой семьи была, да из бедной. Братья ее из сил выбивались, гроши выколачивали на торговле, а тут само богатство в руки идет, а хозяева – один пьяница, а другой – богомолец, поклонами лоб прошиб, весь ум вышиб. Старик Строганов по Вологде знал Аннину семью, не посмотрел на бедность. Думал – она хоть Максима к делу приохотит. Да, видно, дурака на ум не наставить. Анна Ефимовна с досады рукой махнула и пошла спать.
Сильно не хотелось Максиму Максимовичу в варницы итти. Утро ясное выдалось, теплое, – посидеть бы на бережку Вычегды, на реку поглядеть, а там в собор зайти, помолиться. Да где ж? Анница велела, гневаться будет. Вадохнул Максим Максимович и пошел влево по площади. Только б не забыть, что наказывала Анница. Как спать лег вечор, про себя повторял, на пальцах откладывал. На пять пальцев достало. Перво – давно ль чинены? Нет, не чинены, а как бишь? Чищены – год аль два? А там…
Перешел мост через Солониху Максим Максимыч и пошел по другому берегу. Речонка узенькая. Невдалеке озеро поблескивает, около озера паставлены варницы. Вдоль берега речки лесок, и дорога в него уходит. Посада с берега и не видно, хоть посад на том же берегу Солонихи, где и варницы.
Загляделся Максим Максимович, как круто дым к небу вьется из кровельных дыр, прямо столбиком, не шелохнется. А как вниз глаза опустил – варницы – черные грязные избы. «Ведомо, давно не чищены», – подумал Максим Максимович.
Работники, верно, увидели, что хозяйский брат идет. Стали выходить из варниц, кланяться ему. Старший повар вышел вперед.
– Здравствуй, Максим Максимыч, сказал он. – Здоров ли? Уж мы за тебя бога молили, как тебя жеребец скинул. Думали неужели помрешь? Вся надёжа у нас, – может, ты хозяином станешь.
– Почто я? – спросил Максим Максимович – Иван хозяин.
– Крут больно Иван Максимыч. А что ему сказываешь, вовсе не слухает. Ладно, что пришел до нас, Максим Максимыч. Сам погляди – аль так можно промысел блюсти? Зайди в варницу-то. – Погоди, Надейка, ране я тебя пытать стану. А ты сказывай.
– Пытай, батюшка, Максим Максимыч. Пытай, все молвлю, не утаю.
– Перво – давно ль чищены варницы, – год аль два?
– Варницы? Избы ж то, чего их чистить-то, Максим Максимыч? Живут и так.
– Да, вишь, черные какие.
– То с воды, Максим Максимыч. Заливает их, как разольется Вычегда. Ноне сильно высока вода