Синяя ворона Лейнсборо. Значит, напарники. Ольга Истомина
в вовсе жуткие, пульсирующие нарывы.
«Нет уж, спрятаться я тебе не позволю. Кому угодно, но не тебе. Ты заставил меня бороться, и теперь я буду делать именно это. Сражаться за то, что считаю правильным!»,
Глубоко вздохнув, я сделала паузу, собираясь с мыслями. И ведь вроде бы находилась в комнате, а ощущение, будто хожу по тонкому льду.
– Кэс, ты все еще самый наглый и самоуверенный из всех людей, кого я знаю. И пусть ты изрядно помотал мне нервы, зато говорил правду. А еще если бы не ты, я никогда не осмелилась бы прислушаться к своим желаниям, так и жила, ставя на первое место желания родителей. Но они – не мы.
Последнюю фразу я нарочно выделила голосом.. Вновь вспоминать о Норфолке-старшем не хотелось, но Кэссиэн наверняка поймет, что именно я имею ввиду.
Показалось, что он сейчас одернет руку, но нет. Так и стоя на месте, опустил голову и прикрыл глаза. Его ладони сжались в кулаки.
– Нет, Санви, наши родители в нас навсегда. Мы их плоть и кровь, и от этого наследия никуда не деться. Я тому прямое доказательство. Не хотел быть как отец, а чуть не сгубил тебя. И остановиться смог только лишь потому, что вспомнил, как на моих глазах гибла мама.
– А как она погибла? – задать вопрос меня подтолкнула именно затаенная боль в глазах Кэса.
Боль, почему-то злость и… вина? Я толком не могла понять, что чувствует блондин, но не сомневалась – он до сих пор не отпустил мать и в его душе по-прежнему кровоточит незаживающая рана.
– Расскажи, – оглянувшись по сторонам, я села на краешек кровати. – Пожалуйста.
– Это будет очень страшная сказка на ночь, – покачал он головой.
Однако я упрямо сидела на месте и ждала. Вздохнув, Кэс все-таки еще отпил вина и сел рядом. Его полный тоски взгляд поднялся на мамин портрет.
– Отец убил ее. Не в прямом смысле, конечно. Но медленно и планомерно изводил ее – своим презрением, жестокостью, изменами. Это при дворе он бесстрастный и хладнокровный судья. А дома… Ну, ты сама слышала.
«И видела».
Я невольно бросила взгляд на его разбитую губу. И вроде бы Гарланд Норфлок уже казался мне самым мерзким и отвратительным человеком из всех живущих на земле, но чем больше я о нем узнавала, тем сильнее ненавидела. Внезапно оказалось, что презрение имеет массу граней и оттенков. Оно скрипело на зубах, оставляло горький привкус во рту и вызывало острое чувство отторжения. Глава магического контроля был подобен луже гнилостной, тошнотворной слизи, которую как не обходи, а запах все равно въестся в кожу.
– Мама делала все, чтобы я этого не видел как можно дольше, хотя отец меня особо и не трогал. Пока считал, что я стану отличным наследником его фамилии и магии. Но вместо ментализма во мне пробудилось магия воздуха. По маминой линии передалась… Тогда он будто с катушек слетел. – Нахмурившись, он протер лоб. Казалось, воспоминания причиняют почти физическую боль. – Отец часто кричал, мама много плакала. А я ничего не мог сделать. Ни остановить его, ни защитить ее. Я мечтал об одном: когда вырасту, увезу