Мой любимый чемпион. Анна Каракова
ты как всегда.
– Мусечка! Это сказала Катерина, вернее, Островский! А ещё – Наташа Ростова, когда чуть не рухнула с подоконника в Отрадном. Но лучше б упала – сломала лодыжку и не пошла на бал, не влюбила бы в себя беднягу Болконского. Да и Анатолю она хромая была бы ни к чему. Одним словом, Толстой со своим романом пошёл бы совсем другим путём.
Литературные отступления Ба были не случайны. Когда-то она преподавала русский и литературу. Саше с трудом верилось: Ба – и вдруг училка! Но это был факт. От её школьного прошлого остались фотографии спектаклей, звонки бывших учеников и неожиданные литературные пассажи к месту и нет, в которых все эти Катерины, Акакии Акакиевичи и Сквозник-Дмухановские были представлены как личные знакомые Ба, приятные и не очень.
Между тем мама деятельно собирала вещи в сумку: планшет, зарядку, ночную рубашку, чашку-ложку.
– Ты где каталку раздобыла? – подала голос Саша.
Ба обиженно надула губы.
– То есть я была недостаточно достоверна?
– Я просто спросила: откуда каталка?
– Есть связи. Подумаешь! Тоже мне, Шерлок.
– Очень смешно! А это что? – вмешалась мама, вытряхивая из тапка полупустую бутылку коньяка.
– Это – для сердца! И для души, – парировала Ба. – И вообще – она не моя.
– А чья? – не сдавалась мама.
– Э-э… Семёныча. Кстати! – Ба включила вторую громкость. – Ты где? Семёныч!
Появился Семёныч – тот самый старикан, который дежурил в коридоре. Трясущимися руками он держался за дверной косяк и вползал в палату, с усилием переставляя ноги. Бабушка толкнула к нему инвалидное кресло. Саша испугалась, что кресло собьёт старичка, как шар – кеглю. Но Ба промазала.
– Забирай свой мерседес! – с выражением сказала Ба.
Этого ей показалось мало. Она выхватила у мамы бутылку и сунула её в руки Семёнычу.
– И коньяк тоже! Забирай!
Семёныч замер на полушаге и стал внимательно вглядываться в этикетку.
– А-армя-янски-ий. З-а-а-чем? – наконец изрёк он перекошенным ртом.
– Девчонок из 308 на свиданку пригласишь! – весело предложила Ба. – Они же ходячие? Ну вот!
Мама на это ничего не сказала, только закатила глаза. А Ба по-хулигански подмигнула Саше.
И вот все трое топают прочь из больницы. Домой, домой!
– Господи, как они мне надоели со своими уколами и клизмами! – громко жаловалась Саше Ба. – Они же больные тут все! Но хорошие.
Встречные медсёстры, врачи, пациенты кивали, некоторые улыбались. Понятно, дело было не в ярком индийском балахоне бабушки и её берете со слонами, лихо сдвинутом на затылок. Саша давно поняла: где бы бабушка ни появлялась, она мгновенно притягивала внимание, становилась центром любого события. Чего удивляться, что из больницы, в которой она провела две недели, Ба уходила, как актриса со сцены после бенефиса. Саша видела: её провожают с сожалением. Ещё бы! Без Ба тут настанет скука. Но никто не мог честно сказать:
– Уже уходите? Как жаль! Возвращайтесь скорее!
В больнице