Власть и прогресс. Дарон Аджемоглу
а затем и мировую экономику. Быстрый прогресс в этой сфере с начала XVIII века основывался на общем понимании проблемы, требующей решения: понять, как выполнять механическую работу при помощи пара. Первый широко известный паровой двигатель создал Томас Ньюкамен примерно в 1712 году. Полвека спустя Джеймс Уатт и его деловой партнер Мэтью Боултон усовершенствовали конструкцию Ньюкамена, отделив конденсатор и разработав новый вариант двигателя, более эффективный и коммерчески намного более успешный.
Общий взгляд на проблему очевиден в том, чего и как пытались достичь эти изобретатели – научиться при помощи пара двигать поршень в цилиндре вперед-назад, таким образом совершая работу, а затем оптимизировать этот двигатель для применения в самых разных областях. Общее видение не только позволяло им учиться друг у друга, но и означало, что они будут решать поставленную задачу схожим образом. Поначалу они сосредоточились на так называемом атмосферическом двигателе, в котором конденсированный пар создает внутри цилиндра вакуум и поршень движется под действием атмосферного давления. Другие возможности – например, паровой двигатель высокого давления, впервые описанный Якобом Леупольдом в 1720 году, – все дружно игнорировали. Двигатели высокого давления, в которых использовались два поршня – вверх их двигало давление пара, а вниз сила земного притяжения, – распространились только в XIX веке.
Кроме того, видение этих ранних разработчиков паровых двигателей включало в себя высокую мотивацию и полное пренебрежение к «сопутствующим потерям», которые приносили их изобретения, – например к судьбам малолетних детей, надрывающихся на работе в угольных шахтах, осушение которых стало возможно только благодаря мощным паровым насосам.
Что верно для паровых двигателей, верно и для всех прочих технологий. Ни одна технология не существует в отрыве от стоящего за ней видения. Мы ищем пути решения проблем, с которыми сталкиваемся (это видение). Представляем себе, какие инструменты могли бы нам помочь (тоже видение). Из многочисленных путей, открытых перед нами, выбираем два-три и сосредотачиваемся на них (тоже одна из сторон видения). Затем на основе этого понимания начинаем экспериментировать, пробуем разные подходы, что-то изобретаем. По ходу возникают препятствия, случаются неудачи, обнаруживается «цена вопроса»; почти наверняка всплывают неожиданные последствия – в том числе чьи-то потенциальные страдания. Нас это останавливает? Заставляет задуматься – и, быть может, даже отказаться от своей мечты? Или мы мчимся вперед, несмотря ни на что? Это тоже зависит от видения.
Но чем определяется, какое видение возьмет верх? Хоть речь и идет о том, как лучше использовать наши коллективные знания, решающими факторами становятся здесь вовсе не научные и не строго логические соображения. Выбор в этом контексте определяет власть и сила – прежде всего сила убеждения, о которой мы поговорим в главе третьей, – поскольку разные решения несут выгоду разным людям. У кого больше