Кангюй. Три неволи. Марат Байпаков
Аргей, я люблю тебя! – Алкеста утирает слёзы. – Вам понятны мои чувства? Разлучали ли вас когда-нибудь против вашего желания? Мучились ли вы от прерванной любви? – Рабы дружно кивают головами. Столичная дева продолжает с жалостью в голосе: – Хотела бы я сбежать из Александрии в Бактры. Прямо сейчас сесть на коня, исчезнуть как можно скорее, галопом скакать. Да только погоню за мной отрядят. Награду охотникам за поимку назначат. Нагонят меня и вернут. – Алкеста показывает рабам следы от верёвок на руках. Нет на деве драгоценных браслетов, чтобы прикрыть синяки и кровоподтёки. – Менесфей, магистрат, освободился из неволи посмертно, он теперь призрак, я же заточена в клетке золотой. Невольница я, оттого мне с вами не страшно. Мы с вами люди родные по сути вещей. Я ваша защита, а вы – моя.
Лай прикладывает обе руки к груди, низко склоняется перед Алкестой. То же самое повторяют за ним и другие рабы. Пред девой склонились все, кроме Киллы. Килла не смотрит по сторонам, Килла смотрит себе под ноги.
– Навплий, ты хочешь стать свободным? – вопрошает Алкеста, твёрдо смотря в глаза подростку.
Навплий в ответ часто кивает головой.
– Убей в себе трусость. Действуй, ты дал клятву. Бей, да не бойся. Призрак поможет тебе!
Подросток скрипит зубами, сжимает кинжал, поворачивает к рыдающей рабыне, наносит сильный удар кинжалом под дых. Раздаётся ужасный вопль. Подросток поворачивается к Алкесте, та указывает взглядом на мужа, стоящего у ног покойного. Подросток подбегает к выбранному, передаёт тому кинжал. Раненая зажимает живот руками, рушится на колени перед Алкестой. Напрасно Килла молит о снисхождении. Второй удар приходится в лопатку. Алкеста указывает рукой на рабыню, закрывающую себе уши руками. Избиение Киллы продолжается до тех пор, пока каждый из клявшихся не наносит по удару. Тринадцать ранений принимает Килла. Большинство ударов оказываются не смертельными. Израненная рабыня лежит у ног Алкесты, стонет, сучит ногами, истекает кровью. Лай намеревается прекратить мучения Киллы и добить её. Но хозяйка поместья вынимает из его руки кинжал и сама добивает рабыню твёрдым ударом меж рёбер по левому боку. Стоны прекращаются с последними посмертными конвульсиями. Алкеста стоит над телом несчастной. В её лице нет страха или сострадания.
– Теперь болтливая трусиха Килла ни на кого не до-не-сёт, – обращается к рабам Лай.
– Пришло время огласить тайное желание покойного Менесфея. – Алкеста воздевает руки к небу, словно бы обращается к богам. – Несвободные, нам с вами предстоит… сжечь этот город дотла!
Радостные крики тут же оглашают внутренний двор поместья. Шумно ликуют все из собравшихся. Лай улыбается, утирает ладонью слёзы с глаз. Слышится весёлая песенка «Готов я умереть за это счастье». Рабы обнимают друг друга. Кто-то прыгает, кто-то танцует, кто-то рукоплещет покойному. Алкеста осматривает свой кинжал. С кинжала стекает бордовая кровь Киллы. Намерение девы понимает Навплий.
– Позвольте, хозяйка.