Тот, кто утопил мир. Шелли Паркер-Чан
меняло. Признал Третий Принц свои наклонности или нет, его отец уже смотрел на сына с ненавистью.
Баосян опустился на колени. Принц не шелохнулся.
Любимая куртизанка Баосяна в Аньяне была очень сведуща в поэзии и умела его рассмешить, но ее истинный талант был в другом. Он помнил, как прохладные рукава скользили по коже, пока он изнывал от нетерпения. Легкие, словно бабочка, прикосновения, склоненная голова… Казалось, это было невообразимо давно. Осколок безмятежных дней до того, как все рухнуло.
Впрочем, и тогда жизнь не была спокойной. Еще миг он предавался ностальгии – а потом с головой окунулся во тьму.
Третий Принц ухмыльнулся:
– Посмотри на себя – умоляешь, чтобы тебя унизили. Да ты вообще хуже всех. Выбирая, кого пнуть первым, уличного пса или тебя, я выбрал бы тебя.
Баосян взглянул на его юное жестокое лицо, в обрамлении ниспадающих воинских кос, и с трудом скрыл презрение. Воины так гордятся своей стойкостью перед лицом физической боли, но не могут вынести ни минуты того позора, на который обрекают Баосяна при любой возможности. Он зло подумал: «Ну и кто из нас сильней?»
– Верно, – согласился он. – Я хуже всех.
Снаружи Сейхан протянул ему платок. По дороге Баосян прижимал его к ссадине под глазом. Распухшие губы пульсировали болью. И только у западных ворот Императорского Города Сейхан наконец произнес с завидным спокойствием:
– Итак, сын врага моего врага – мой друг. Он обещает вам свое покровительство?
– За то, что я один раз поиграл на флейте? Нет! – Сам процесс его не вдохновлял, однако боль в губах и челюсти вызывала ощущение достигнутой цели. – Но со временем – да. Он молод, а я даю ему то, на что он никогда не рассчитывал. Ему просто нужно привыкнуть.
– И сколько он будет привыкать? – Судя по виду, Сейхан пытался оценить намерения Императрицы и шансы Баосяна выжить без могущественного покровителя. Сколько он продержится – неделю, две, четыре?
Баосян издал короткий смешок:
– Понятия не имею!
Они бегло показали деревянные пропуска чиновников стражам у ворот и перешли через ров в городскую часть Ханбалыка. Несмотря на необъятные размеры города, его улицы отличались такой прямизной и шириной, что, стоя у одной городской стены, можно было увидеть противоположную – за исключением тех мест, где обзор заслонял Императорский Город. По ночам улицы бурлили повозками, всадниками, пешеходами. А ведь до того момента, как Мадам Чжан перекрыла Великий канал, в городе, вероятно, проживало в два, в три раза больше людей. Сейчас это трудно вообразить.
Новое обиталище Баосяна располагалось в скромном закрытом дворике, в чиновничьем квартале, недалеко от внешней западной стены. Неприметная кирпичная ограда отсекала гомон торговцев снедью на суетной улице у Ворот Пинчжэ. В пустынном дворике на ветках хурмы зеленели бочками немногочисленные плоды. Внутри все было еще печальней. Кроме пары-тройки личных принадлежностей, остальные пожитки Баосяна ждали своего часа в запертых сундуках посреди