Змей на лезвии. Елизавета Дворецкая
и Альвхильд – моей свекрови, и Альвхейд – моей старшей дочери, и всех моих детей… У меня их было одиннадцать, но сейчас в живых только Тородд и Альдис. Альвхейд умерла еще девушкой – она была обручена с Олегом-младшим, но не дожила до свадьбы. Потом с ним обручили Мальфрид, мою вторую дочь – она бабка этой Малфы, нынешней. Но и ей это счастья не принесло: вместе с мужем ее изгнали из Киева и она на другую же зиму умерла где-то на западе, у ляхов…
– Это я знаю, – вздохнула Правена, – в Киеве ее помнят.
– Я узнала об этом в ту зиму, когда Ингвар приехал ко мне после своего первого похода на греков, не особенно удачного. Несколько лет спустя он поправил это дело. У меня было много сыновей. Трое из них носили имя Хакон. Двое первых умерли детьми, третий погребен в Смолянске на верхнем Днепре. После Мальфрид был Бьёрн, он умер, когда ему было два года. На нас с Олавом тогда лежало проклятье, его наложила его вторая жена, Тихонрава, Несветова мать, но мы ничего об этом не знали. Только десять лет спустя удалось его снять, и тогда у нас родился Ингвар. Последними у меня были Эйрик и Анунд, близнецы, но умерли: один в три года, другой в семь. Ингвар… Мне пришлось отослать его в Киев, когда ему было всего четыре года, но я знала, что это послужит к его пользе. Так и вышло. Он был самым знаменитым и удачливым человеком в нашем роду. Ты его знала?
– Чуть-чуть. Когда он погиб, мне было шесть или семь лет… скорее шесть. Я его помню, но видела, кажется, несколько раз… Он даже разговаривал со мной, когда приходил к отцу. Но лицо его помню хорошо. Так и стоит перед глазами. Шрам на брови, борода рыжеватая… Могла ли я думать, что он станет моим свекром, да еще десять лет спустя после смерти!
Сванхейд слегка закивала: она-то знала, как щедра судьба на неожиданные повороты.
Разговоры со Сванхейд утешали Правену даже больше, чем она могла ожидать: Улеб вставал в ее мыслях в длинную вереницу предков и родичей, рассказы о многочисленных смертях, пережитых бабкой, притупляли остроту печали юной вдовы. Но не могли исцелить ощущение пустоты впереди. У нее был ребенок, но всего один; даже сейчас, стоя возле могилы Улеба, она не могла по-настоящему поверить, что больше его не увидит. Если бы она увидела его мертвым… Но она вспоминала намеки и содрогалась – кажется, тело сильно пострадало и выглядело так, что молодой жене вовсе не стоило на него глядеть… Вслед за дрожью приходил новый прилив горя. Горя это казалось огромным, как море – никогда ему не быть исчерпанным, оно так и будет омывать ее холодом, волна за волной, всю жизнь… На свете нет второго Улеба, а значит, ей предстоит жить в пустоте. Слезы лились по щекам и падали на землю, и невольно думалось: что взойдет из земли, орошенной этим горьким дождем?
– К этому надо привыкнуть! – говорила ей Сванхейд. – Поначалу всегда не верится, особенно когда не видишь тела. Я не видела мертвыми ни Ингвара, ни Мальфрид, ни Логи… Мы так звали Хакона-третьего, он был рыжим, как огонь, самым рослым и красивым из моих сыновей. Здесь живут его сыновья, Влад и Свен. Ты не заметила их в доме? Они тоже рыжие, как два гриба… знаешь, такие…
– Подосиновики? –