Отклонение к совершенству. Василий Головачев
он. – Наша смена скорее всего последняя». Вслух, однако, он этого не сказал.
– Ну, до смены еще полмесяца, многое может измениться, – успокоил он связиста. – Так что не унывай. Кстати, ты не в курсе, что ответили энифиане на наш вопрос относительно их космотехники? Помнишь, мы задавали им вопрос два дня назад?
Тоидзе пригладил свои знаменитые усы, не менее знаменитые, чем ресницы Гунна.
– Ничего они не ответили конкретно. Космической техники, как мы это понимаем, у них нет, как нет вообще никакой техники. В космос они выходят редко и не с познавательными целями.
– И это все?
– Не ты первый удивляешься. Тебе не кажется, что энифиане мудрее нас? Ведь главная ценность цивилизации – информация, а обмен пока далеко не равноценен, мы снабжаем их информацией чуть ли не в десять раз больше, чем они нас! Где справедливость?
– А ты спроси у Доброгнева, – усмехнулся Диего. – Он любит отвечать на такие вопросы. Что еще ты имеешь мне сообщить?
– Еще наши планетологи от безделья провели радиолокационный зондаж материка и обнаружили любопытное образование – нечто вроде наших областей со стоячими туманами. Они назвали эти туманные области – гаруа. Представляешь, километров по пятьдесят в диаметре круглые шапки туманов, а в центре россыпь странных столбообразных скал… Погоди-ка, тебя запрашивает шеф. Переключи связь на ОЭЛ.
Виом мигнул и воспроизвел кабинет директора Базы, больше похожий на кусок морского пляжа. Доброгнев заметил взгляд Диего и выключил видеопласт, комната приобрела нормальный вид.
Суровое лицо Доброгнева казалось необычно напряженным, словно он ожидал плохих известий, а может быть, то сказывался эффект освещения – директор любил рассеянный голубой свет.
– Доброе утро. Что нового?
– Как будто ничего особенного. С Неверовым, очевидно, происходит то же самое, что и с остальными: прирост нервной массы, выхода энергии никакого, отсюда – нервная возбудимость и жажда деятельности.
– Но у тебя же сие не наблюдалось?
– Выдержка. Тренировка. К тому же мне не двадцать пять…
Доброгнев подумал и подключил канал связи с кабинетом Нагорина, главного врача Базы. Нагорин был не один, у передней панели медицинского комбайна, занимающего всю левую сторону комнаты, сидел заместитель директора по безопасности дежурств Руденко и разговаривал с одним из ученых-биологов, которого Диего знал только в лицо. Нагорин, оценив ситуацию, на минуту отключил связь, и, когда снова включился, ученого в кабинете уже не было.
– Слушаю, – глуховатым голосом сказал он, ни к кому в особенности не обращаясь. Говорил он, почти не разжимая губ, и тем, кто не знал его близко, мог показаться высокомерным или равнодушным. Но таковым в действительности он не был. Диего знал это достаточно хорошо.
– Что дало обследование дежурных? – спросил Доброгнев.
Нагорин покосился на медлительного Руденко и вздохнул.
– Увеличение общей нервной массы, естественно, прекращается