Другие сказки. TaGri
злой дух в нее вселился, толи душу дьяволу продала. Кот рядом сидит, виду не подает, что жрать хочет, все на гостя таращится и тут, понял мужик, что с котом не так было, глаза у него были хоть и с узенькими полосочками, да только поперек, как у козлов рогатых. Стало мужику боязно, как нечисть на чистую воду вывести и узнать, что с матерью сделалось, а сам на чашку с мясом таращится, не доброе чует.
– Отведай мясца то, чай не часто свининки откушивать приходилось. – Произнесла мать.
– А откуда у тебя свининка, никогда скотину не держала, а тут чуть ли ни половина доброго хряка? – спросил он осторожно.
– Да какая же она добрая! Рылась тут одна в огороде, урожай портила, а хозяева не объявлялись, вот и зарезала я ее, пока все не перерыла, не потоптала.
Подумал мужик, что эта мать его на блюде, к мясу и пальцем не притронулся, а остальные блюда были очень вкусны, что только подтверждало, не родная эта его мать перед ним сидит.
Тут самозванка принялась постель ему стелить, и нежно так приговаривать,
– Ложись, моя кровиночка, отдохни с дороги, утром я тебе пироги постряпаю.
Ложится мужик, а сам думает, спать не станет, а как нечистая себя выдаст, так выскачет и прибьет ее.
Свет затушили, все стихло, лежит мужик, а сам в темноту всматривается, в каждый шорох вслушивается. Стали его глаза со временем слипаться, только, сон чуткий, как только дверь отворилась, приоткрыл глаза мужик и видит как самозванка, кого-то в дом пустила. Наверное, эта ведьма, самого черта человечиной попотчиваться пригласила, прошли они к столу и принялись чашками стучать. Жалко мужику кости матери терять, их бы в землю закопать, да молитву прочитать. Подскочил он на ноги, в тени табуретом запустил, а сам к печке метнулся и затор отворил, что бы в комнате светлее стало. Смотрит, чудище, вида ужасного, от боли на полу скорчилось, а над ним, как будто кроха какая то, нависла, руки растопырила, и молит о прощении.
– Сжалься над нами, добрый человек, прости, что в дом твой проникли и хозяйничаем здесь, отпусти нас в ночь, но живых здоровых.
– Не заговоришь меня, нечистый, бес ты!
– Не бес я, а сиротка. Никто меня к себе не принял, а это чудище обогрело и накормило, от морозов укрыло, отпусти нас дальше по земле бродить, приют искать.
– А мать мою куда дели? – Спросил мужик. Малая только плечами пожала.
Отпустил их мужик, велел, только, больше здесь не показываться.
– Позволь только пальтишко твое детское с собой взять, да корку хлеба, для малой. – Произнесло чудовище.
Хотел, мужик, было возмутиться, но не для себя, же чудовище просит, для сиротки. А ему самому, на что мальчишечье пальто? А мать хранила обновки – продать хотела так и не продала, слишком бедные в деревне люди жили, ей то, бесплатно от отца достались. Ушли незваные гости, а мужик дверь запер, да и уснул. Утром проснулся, пошел до ветру, смотрит, а его мать старуха сидит у яблони, маленькую веточку детским пальтишком прикрыла, и яблоки в землю зарывает.
– Сказал же, что бы и носа сюда не показывали. – Сказал мужик, и, хотел было замахнуться на