Кровавые сны. Станислав Блейк
что он устал от жизни, или не здоров.
Просто в Нижних Землях настало время мясников, как недавно и в соседней Франции, где события ночи Святого Варфоломея потрясли всю Европу. Католики побеждали, отстаивая свою веру кровью и огнем, и, если ты сам был католиком, но не хотел становиться убийцей, то лучшее, на что приходилось рассчитывать – это возможность отсидеться в где-нибудь в стороне. Кузен Филиппа из другой ветви де Линей, Жан, граф Аренберг, уже погиб на поле Хейлигерлее, верный вассальному долгу. Что толку быть знатнейшим вельможей Нижних земель и статхаудером Гронингена, если в расцвете сил оказываешься в гробу? Филипп де Линь прав, в отличие от своего родича. И я тоже поберегусь, решил для себя двенадцатилетний Феликс, возьму пример с этого вельможи, знатнейшего из дворян Фландрии, и, возможно, умнейшего.
Комната, которую выделили для ночлега святым отцам, была убрана под стать остальному замку – уютно и богато. Свечи, горевшие в кованом подсвечнике, освещали две постели, сундуки, вешалки для плащей и усталые немолодые лица инквизиторов.
– Мы снова его упустили, – сказал с грустью отец Бертрам, стоя у застекленного окна, за которым снег мягкими хлопьями падал на замерзшее озеро.
– Я чувствовал это, когда бросился за тварью в одиночку, – Кунц Гакке лежал поверх застеленной чистым бельем кровати, сбросив плащ и стянув сапоги. – Чувствовал, что он уйдет.
– Все в Божьей воле, – смиренно сказал Бертрам, разоблачаясь до исподнего перед сном. – Доброе дело сотворил ты, брат, прислав за мной в ту деревню, ибо грешен есьм, приятнее мне почивать на перинах, чем в задымленных крестьянских домах на соломенном тюфяке, а то и на голых досках, укрывшись дерюгой.
– Ты обратил внимание на здешнего пажа? – инквизитор, казалось, не слышал компаньона, думая о своем. – В нем видна какая-то странная южная кровь.
– Признаться, я и не видал мальчонку, – ответил Бертрам. – Когда меня привезли, все уже сидели за столом, и его не было с нами.
– Присмотрись к нему завтра, – сказал Кунц. – Его хозяин сказал, что он из Антверпена, но, оказывается, он родился во Флиссингене, а в Антверпене учился в школе.
– И что с того?
– Помнишь двоих испанских воинов с разорванными глотками? Они сидели в засаде, шесть лет назад это было, и как раз во Флиссингене.
– Припоминаю, – кивнул отец Бертрам головой, на которой тонзура уже сливалась с лысиной, подступающей со лба.
– Странные следы больших кошек рядом с Антверпеном ты тоже помнишь?
– Проклятый оборотень помог нам взять след, – сказал Бертрам. – Два года назад, тоже зимой. Но там ведь не было никакого убийства. В тот день ты свел меня с отцом Петером Тительманом, и я подумал, что все оборотни Нижних Земель должны помереть от зависти…
– Не богохульствуй, брат! – строго произнес инквизитор, укоряя компаньона жестом искалеченной руки, перчатку с которой Кунц стащил, едва закрыв дверь гостевой комнаты. – Сей благочестивый муж стал