Безславинск. Михаил Болле
Кузьма, шоб ви здохли со своим опохмелом! – Натаныч неожиданно перешел на «Ви» и одесскую манеру разговора, – Ви мне нравитесь! Но, шоб вас козёл понюхал, разве ж это был жуткий рассказ? Простите, но это жэш просто история за кобеля дэбила! Зачем ему было сбегать-таки с будкой? И кудой здесь можно вообще сдрапать? Тем более, ваша жена прокурорша мало того, шо погрязла во взятничестве, она ещё-таки тоннами гонит горилку и торгует ею ночами напролёт, а ви трезвый ферментируете! И вообще, верните мне мою кепи! Шо ви её натянули на свою пустую голову?
– Зараз обижусь и пийду до хаты!
– Идите, обижайтесь и кидайтесь хоть головой в навоз! А мне больше не интэрэсно ходить с вами по Отрежке!
В этот самый момент калитка распахнулась, и во двор зашёл МарТин, державший на вытянутых руках важный подарок – видеокамеру. Он выглядел потешно: грязный, растрёпанный, как забавный чёртик из табакерки. По-русски МарТин говорил плохо и несвязанно, но некоторые слова ему удавались легко и даже непринуждённо.
– Хорошьо презент! – отчеканил он, делая акцент на «шьо» и «пре». – I love You, Дэд-Натан!
Именно так звал МарТин своего родного дедушку по матери. Не задерживаясь, МарТин прошел мимо мужиков прямо в хату.
Внутри пахло кислыми щами, к вкусу и запаху которых МарТин, как, впрочем, и его дед, никак не мог привыкнуть. Его вообще напрягала русско-украинская стряпня бабушки, словно та готовила исключительно назло – всё было с каким-то странным привкусом кисломолочных продуктов. Но это не мешало МарТину любить свою бабушку той настоящей неподдельной внучатой любовью, которую мы впитываем в себя с молоком матери, которая прививает нам самые главные принципы жизни – любить легче, чем ненавидеть! В Отрежке звали бабушку просто – баба Зоя, но МарТин со своим видением русских словосочетаний называл её ласково: Бэб-Зая.
Что-то в ней, в бабушке, было примечательное, неброское, такое, в чем хотелось разобраться поглубже. Несуетливая аккуратность, присущая в общем-то многим женщинам? Пожалуй, да. Она сидела у окна, свежая, собранная, с безукоризненно отглаженным белым воротничком на кримпленовой синей кофте. Опрятно уложены седые волосы, плотная цветастая юбка, из-под которой выступала только одна нога, вторую бабушка потеряла давно, упав с лесов во время покраски безславинского клуба имени Павлика Морозова. Бабушка пела немного грустную русскую песню и гладила дешевым старым утюгом любимую футболку МарТина с изображениями мультгероев Симпсонов. Рядом с ней, у подоконника, аккуратно стояли костыли, чьей-то бережной рукой перемотанные цветной изолентой в области предплечья. «Конечно, – подумаете Вы, – именно эта её основательность и ясный спокойный взгляд создают общее впечатление: перед тобой человек набожный, привычный к труду, порядку и постоянному общению с людьми».
– Господи! Где ж ты так измазюкалси-то?! – не столько строго, а скорее с сожалением вскрикнула бабушка Зоя.
– How is the kitten? – поинтересовался МарТин, указывая на коробку