Шиповник. Ирина Жеребина
ты! А ты его узнала?
– Нет, я его в первый раз видела.
– Да, – говорит он мне, а голос такой глухой, – мы с тобой были знакомы много-много лет тому назад. Только тогда тебя не Катей звали, а Марусей.
– Голос глухой, потому что он оборотень. А как его зовут, спросила?
– Да нет, он на меня ласково-ласково смотрит, а мне от этого плакать хочется. Так сердце щемит, как тогда, когда я Валерку Панова в армию провожала.
– Это ты чувствовала, наверное, что его Тамарка на свою сторону переманит.
– Ну так смотрю я на того дядьку и чуть не плачу…
– А он тебе Валерку не напомнил?
– Да нет, Валерка рыжий, а этот чернявый и волосы у него прямые, а у Валерки вьются. А глаза, кажется, зеленые…
– Как у кота. Точно оборотень.
– Да нет, у котов они желтые. «Хочу тебе открыть, Катя, секрет» – говорит он мне. «Давным—давно была ты мне женой, а я тебе мужем».
– Врет он, Кать, не верь. Нельзя оборотням верить.
– И утаил я от тебя сокровища.
– Вот подлый! Все они, мужики, подлючие.
– Эти сокровища, бриллианты и изумруды мне мать моя передала, когда я от тебя к Нюрке уходить собрался. Не любила мать моя тебя, Кать.
– Все свекрови змеи подколодные.
– Говорила она мне – как уйдешь от Маруси-Кати, так отдам тебе бриллианты, а не уйдешь – в могилу с собой заберу. А на самом деле я тебя любил, Кать, а с Нюркой у нас почти ничего и не было.
– Да было у них с Нюркой все, было, глаза его бесстыжие!
– Вот так он мне говорит, а сам глазами в сторону показывает. А в той стороне стоит баня с наличниками – точь-в-точь, как у тети Лиды. А тут вы завизжали. Чего визжали-то?
– Да мы, Кать, о тебе говорили, какая ты красивая. Как невеста в гробу. Как ты лежишь, рот, словно рыба разеваешь, сама с собой разговариваешь. А тут ты как дрыгнешь ногой! Муха что ли тебя укусила или комар – вон их сколько налетело – не надо было окно на ночь открывать. Все жарко вам, душно! Так он, значит, ничего тебе про то, где сокровища зарыты, не сказал?
– Слушайте, девки, а если вдруг мы вправду клад найдем, что мы с ним делать будем?
– Черепки что ли с железяками? – вон на той неделе я такой клад под яблоней раскопала, пришлось снова закапывать, только уже в крапиве за старой баней.
– Да нет, дурочка ненормальная, клад – это когда денег много. Ну, например, по мильону на каждую. Вот ты, например, что бы со своим миллионом делать стала?
– Я бы зубы себе фарфоровые вставила и на уши пластическую операцию сделала, а то они у меня торчат, как у Буратино.
– А я бы в Париж полетела, на Елисейские поля. Надела бы туфли-лодочки, кофту со стразами и юбку, которая все обтягивает. Вот так бы и ходила взад-вперед по Парижу.
– А думаешь, тебя бы кто там заметил? Там, в Париже, воз и маленькая тележка таких, как ты, ходит. А ты, Кать, что молчишь? Ты что, придумать ничего не можешь?
– А я бы, девки, купила себе ботинки