Сорок дней пути. Сергей Валерьевич Захаров
девочка не хотела и не могла удивляться.
Да и нечему удивляться: теперь, за гранью, всё вчуже и по-другому. Всё так, как предсказывала мама. И откуда только ей было знать? Но, так ли, этак ли – надо привыкать здесь. Ведь зачем-то же одолела она – невозможный гранит.
– Чего приберечь-то? – повторила негромко она.
– Да ты не подумай чего, племяшка! – зачастил от окна дядя Игорь, старший. – Мы ж тебе родные, не кто-нибудь. Батяня твой, своими именами – мало, что интеллигент, виолончелист куев – так еще и алкаш. Валюху до свадьбы еще предупреждали: пустой человек – да разве она кого слушала? А у нас, ты знаешь, по-серьёзному. Мы тебе не чужие. Родная кровь. Родственники. Самые близкие люди. У нас, Лен, оно целее будет. Да что целее… Прокрутим раз-другой-третий, есть тут пара хороших тем – к совершеннолетию в два раза больше вернем. Дорастёшь – на учебу тебе, и на свадьбу, и на всё остальное… Там разберёмся – по-родственному, по справедливости. Между своими какой обман? Обидно же – столько бабла… Не видела, может старик твой прятал чего? Ну, так чё, Лен?
– Не знаю, – сказала девочка медленно, печально и строго. – Ничего она мне не говорила и не давала. Ни-че-го.
– Ничего, говоришь… Вот хрень! Где ж их теперь искать? Хмыря этого, батю твово, что ли, опять трясти… Вот хрень! Чёртова семейка! Все в деда пошли, как один: концов не найдёшь, хоть за ребра вешай… – суровел дядя Игорь и поскреб дюймовый лоб. – Эй. Эй! Эй-эй! Ты чего, Лен? Ты присядь, присядь, успокойся… Вот хрень, этого не хватало! Андрюха, тащи нашатырь!
Прибыли к вечеру дед с бабушкой. Старик, увидав тело дочки, заухал обескураженным филином, пошел, шумно снося углы, по квартире. Бабушка скулила тихонько, а после притихла вовсе, вжалась в самоё себя и там, внутри, и кричала – и только хорошие, крупные, раздавленные постоянной, сызмальства и во всю жизнь, работой руки её яростно плясали от боли.
Девочка приезд стариков не застала – отнесенная в розовую спальню пучеглазым дядей Андреем, укрытая до подбородка легким палевым пледом, она была с мамой.
Глава третья
В янтарном автобусе места хватает двоим: внутри он куда просторней, чем может показаться извне. Вот ведь, никогда бы и не подумала! Две каталки стали впритык, и тела обнажённые – девочки и Валентины – соприкасались плечами, локтямим и бедрами, соденинённые тугими агатовыми шлангами с бледной восковой желтью присосок на суженных концах. Кожу под резиной чуть покалывало и холодило.
Водитель скрежетал и позвякивал ниже железным: как будто вытаскивал один за другим, осматривал, пересчитывал и скидывал снова в ящик большие, в килограмм веса, гвозди. С каталки видна была лишь спина его в пропотевшей насквозь шафрановой футболке да чёрный, в синь, каракуль головы. В распахнутую, исклеванную ржой дверь вместе с тяжелым и жарким воздухом заметало мелкий песок.
– …Вот и поедем, красавицы! – сказал, закончив и разогнувшись, он –