Нимфоманка. Алексей Ефимов
было приятно, но длилось это недолго. Дальше он заспешил: скинул штаны, лег на нее сверху и, сделав несколько фрикций, дернулся и затих. «Надо принять постинор, – спокойно решила она. – На всякий случай».
Через десять минут мальчик ожил и вновь залез на нее. Промучившись полчаса, высушив себя и ее, он вышел ни с чем – пришлось ему помогать. Сделав ему минет, она с ним рассталась.
Следующий кавалер, на втором курсе, строил из себя мачо. Брюнет, красивый, развязный, с вечной циничной ухмылкой, он нравился девушкам, и, по слухам, в его послужном списке было три десятка любовниц, в неполные двадцать лет. Он стал клеиться к ней, делать двусмысленные намеки, приобнимать, ярко блестеть глазами – и, посмотрев на него, она решила поддаться его чарам. Он опытный, он научит ее.
Не научил. Он думал лишь о себе и, используя ее тело, не спрашивал, что она чувствует и чего хочет. «Эй, детка, давай трахнемся, я хочу секса» – так он к ней относился. Он много у нее брал, но ничего не давал взамен. Он мачо. Мачо не пристало быть чутким и влюбляться в объект своей похоти. Он ей изменял и не особо это скрывал, ратуя за полигамию. «Если ты трахнешься с кем-то, я не обижусь, – сказал он ей. – Ты тоже не обижайся. Мы должны быть честны друг с другом – вот что самое главное».
Почему она не ушла? Что ее удержало?
Безразличие.
Ей было все равно, с кем он спит, она его не любила, она была с ним от нечего делать. Она играла в игру. Он был мачо, она – его женщиной. Когда вконец стало скучно и он стал заигрываться, она ушла от него, сильно его удивив: это его роль, он бросает девушек, он не привык к тому, что бросают его.
Адиос, мачо. Какой из тебя, к черту, мачо, если ты не довел меня до оргазма?
Оргазм.
Слово без чувства, звуки без ощущений, гулкая пустота. Что с Хрюшей не так? Почему она холодна и не может ни дать, ни взять, ни полюбить? Все из-за отчима – так решила она: он разрушил ей жизнь, совратив ее и втянув в липкий обман, закончившийся кошмаром. Он ее не любил, он пользовался ею, она тоже его не любила. Гадкий запретный секс, гадкое чувство вины, шрамы на всю жизнь, спайки в юной душе – она умерла и уже не воскреснет от поцелуя мужчины, не вскрикнет на пике, не потечет рекой. В общем-то, ей все равно и лишь изредка больно до слез.
В следующем учебном году она спала с женщиной.
Дело было на вечеринке в общаге. Все, как водится, напились и начались танцы в холле пятого этажа. Было человек двадцать. Мальчики танцевали с девочками, девочки – с мальчиками, девочки обнимались в шутку и в шутку друг друга чмокали.
Шутка зашла далеко.
Блондинистая аборигенка общаги, в белой майке в обтяжку и в джинсовых шортах, схватила ее за руку, притянула к себе и быстро поцеловала взасос, скользнув языком в рот. Те, кто это заметил, зааплодировали.
Блондинка ей улыбнулась. Она улыбнулась блондинке.
– Я Оля. А тебя как зовут? – спросила та, стараясь перекричать музыку.
– Аня.
– Будем