Трещинка. Юрий Меркеев
не видела, была бледна и о чем-то напряженно размышляла. Сергей завел мотор, и большой черный джип, похожий на катафалк, медленно поехал обратно в сторону Растяпина. Из головы Вики никак не выходил восторженно – безумный взгляд Алексея в комнате на втором этаже. Этот взгляд был ненормален и, очевидно, вызван приемом обезболивающих лекарств – наркотиков, и все же сквозь болезненную пелену пробивался тот живой огонек здорового авантюризма, который она помнила и любила все десять лет жизни с сочинителем, и знала, что это и есть тот животворящий дух, который осенял Алексея только тогда, когда в нем рождалась волшебная сила творчества и упрямая жажда жизни. «И это будет война, – подумала она, зная решительность своего бывшего мужа в таинствах сочинительства. – Война не на жизнь, а на смерть. И еще не известно, кто в этой войне победит: животворящий дух сказки или болезнь и смерть. В свой ад он входит с девизом воина, а не попавшего в плен слабака. Возьми надежду всяк сюда входящий. Это он, кажется, вынес эпиграфом в своем магическом театре?».
Сергей всю дорогу о чем-то возбужденно болтал, а она молчала и думала – думала о своем.
2
Джип успел удалиться от Страхово на приличное расстояние, прежде чем сочинитель собрался, наконец, с силами спуститься со второго этажа вниз по крутой деревянной лестнице с шатающимися ступеньками. Он долго стоял наверху, тяжело дыша и опираясь одной рукой о перила, и виновато улыбался, вспоминая, с какой безрассудной легкостью он забрался сюда, чтобы продемонстрировать Вике антураж для магического театра. «Она, конечно, мало что поняла, – подумал сочинитель. И, вероятно, решила, что метастазы проросли во все мои внутренности, как ядовитые грибы на трухлявом пне, и отравили мой мозг. Однако, в одном она права: смерть нельзя допускать до себя слишком близко. Эту костлявую дамочку лучше держать на расстоянии, потому как она только и ждет удобного случая пустить в тебе ядовитые корни».
Сочинитель почувствовал, что наступает какая-то очень значительная минута в том, что он задумал и выстрадал как магический театр, и, закрыв глаза и держа перед собою на вытянутой руке перо и чернильницу с торжественной важностью помазанного на власть короля, демонстрирующего челяди державу и скипетр, прошептал как заклинание:
– Я спускаюсь в царство теней с надеждой и клянусь биться с костлявой до последнего… и буду использовать для этого все известные мне средства… В правой руке моей преображенные таинством литературы плоть и кровь сказочника – гусиное перо и чернила. Вместе они родят волшебное слово, и да сотворится сие таинство мне во спасение.
Сочинитель тяжело вздохнул, отер рукавом крупные капли пота, скопившиеся на лице, и присел на верхнюю ступеньку лестницы передохнуть. После укола у него всегда кружилась голова и слабели руки и ноги, иногда – мутился рассудок.
Вот и сейчас с ним происходило что-то непонятное: предметы в доме как будто начали оживать; лестница показалась