Внутри болезни. Целостный подход к лечению хронических заболеваний: от психосоматики до доказательной медицины. Дениз Шимшек
сообщить о себе. Мы оставались неподвижными в этом, как нам казалось, безопасном месте около двух часов. Как там наш дом, как наши друзья, с которыми мы не могли связаться, все ли с ними в порядке, живы ли они? Неуверенность, которую я испытывал с тех пор, как переступил порог этого города, приступы тревоги, поиски сейсмостойкого дома превратились в самоисполняющееся пророчество. Моя вера в то, что я могу все контролировать, была разрушена этим городом и подземными толчками.
На следующий день я отправил жену и сына из Вана первым же самолетом. Я остался один в городе, полном развалин, и чувствовал ужасное одиночество. Город начал пустеть, к выходу из него стали образовываться длинные очереди. Несколько дней после землетрясения я прожил у друга, а потом перебрался в больницу, где работал. Здание было новым, значительных разрушений не было, за исключением нескольких трещин.
Я находился в городе, откуда все стремительно уезжали, оставляя меня одного, улицы и проспекты были пустынны. Я был лишен дома, вещей, своей книжной полки и даже подушки. Словно невидимая сила оторвала меня от всего, за что я держался, чему придавал значение. Я чувствовал даже не одиночество, а покинутость. Боялся потеряться, исчезнуть, быть похороненным, как ребенок без матери, без отца, без дома. Больше всего я боялся оставить без отца собственного ребенка… Отчаяние маленького ребенка перед возможностью смерти матери или отца очень болезненно. Никогда не забуду время, когда моей маме предстояла операция. Это была не опасная для жизни операция, но тогда пятилетний Дениз никак не мог этого знать. Он пытался понять опасность по реакциям и чувствам отца. Когда моя мать была в операционной, отец проецировал страх потери на меня так, что я был почти уверен, что она не выживет. Страх и беспомощность были в центре моего сознания в тот момент: маленький ребенок, оставшийся без матери, и отец, эмоционально неспособный быть рядом. Я не мог держать сына в этом опасном месте, и я не мог оставить Ван, потому что из пятисот пятидесяти дней стажировки, которые я должен был отработать, оставалось еще четыреста пятьдесят. Когда я сажал его в самолет, в голове у меня был только один вопрос: хороший ли я отец?
Беспокойство за свою безопасность и будущее семьи, сон, который я пытался поддерживать, постоянно просыпаясь в обстановке, где я не чувствовал себя в безопасности, и сценарии плохих ситуаций, которые я представлял, стали меня изматывать. В то время я задвинул эти тревоги на очень глубокий уровень, вел себя так, как будто ничего не случилось, будто я силен и не нуждаюсь в помощи. Мое состояние очень напоминало состояние потрясенного старшеклассника, которого вытащили из-под завалов примерно через пятьдесят часов после землетрясения, привели на психологическое обследование, и на мой вопрос о самочувствии он ответил: «У меня скоро экзамен, как я буду готовиться?» Я не знаю, было ли это состояние отчуждения от самого себя вызвано отсутствием умения распознать собственную потребность в эмоциональной близости или скорее защитным механизмом