Нож. Ростислав Алексеевич Скрипкин

Нож - Ростислав Алексеевич Скрипкин


Скачать книгу

Говард Лавкрафт

      Глава 2. После сна

      Джек проснулся. Вернее, приподнял правое веко, и мутным белком налившегося кровью глаза процедил то изображение, что приходило ему каждое утро после кратковременного сна: его рабочий стол, усыпанный мятыми обрывками испачканной чернилами бумаги (ручка как и прежде, немного подтекала), соседнюю стену, покрытую ядовито зеленой плесенью цвета ненавистных ему плющей, окутавших, как одеялом, засыпающий дом, полуразвалившийся в своей кирпичной постели. Укутанный пыльным покрывалом, испещренным дырами, словно звездами, начинающими своё ночное путешествие после угасающего света багрового горизонта, бледный мертвец своей худощавой рукой, что постепенно пыталась выскользнуть из-под сломившей её тяжести, будто отодвигая плиту египетской гробницы, сорвал с себя оковы заключившей его постели. Тяжело находить равновесие со слипшимся левым глазом и хрустом острых колен, являясь придатком измученной и скрипящей (как и всё тело Джека) кровати. Придаток не давал пощады своему организму и вставал, не оглядываясь (стену, стоящую за железной кроватью, он, вероятно, никогда и не замечал), начиная ничем не примечательный день своей ничем не примечательной жизни, как и многие, многие, многие в его небольшом городке.

      Завтраком для него являлся холодный ужин, поджидающий его еще со вчерашнего вечера, и горький черный чай, чем-то напоминающий вязкую болотную трясину, скрывавшуюся под светом равнодушной луны.

      Обтянув свои кости тряпичной оберткой, он уселся за стол и начал разбрасываться посетившим его утренним вдохновением. Сначала темно-синие буквы не хотели вылезать из-под шарика скучающей ручки, но потом, набрав обороты и возымея силу над желтым листом шероховатой бумаги, гордо становились рядами, создавая единый, непоколебимый строй:

      Отчего я не весел? Написать бы мне песню? Пожалуйста!

      Песенка про мужичка

      Взрастает лесной прелестью

      Компост и перегной —

      Мужик с разбитой челюстью,

      Да выпуклой губой

      Встречает утро ветрено,

      Встает на две ноги,

      Чтоб как мой предок, преданный земле,

      По ней ползти.

      А небо и не колется,

      Да лапки коротки,

      За ком газетный борются

      Навозные жуки,

      Летит комар-кудесник

      В зеркально-ясном море:

      Видавшим виды – тесно,

      Здоровый разум – болен.

      Монета что-то стерлась:

      Последнего целуя,

      Жизнь кое-как притёрлась

      На траты вхолостую.

      Свет ранит, разливаясь:

      Он ходит по тебе,

      Как овод, развеваясь

      В кровавой волосне.

      Тебя боятся бабочки,

      И ветер косо гонит,

      Ты пьяная наша лапочка —

      Янтарный жук на воле.

      Ты в образе,

      Но не в том

      На который

      Мать молится —

      Без ризы, но облеплен дом

      Её дикими просьбами:

      «Живите,

      Здешние обитатели,

      В горящем лозняке».

      Под кровом церковной паперти

      Вдруг вспомнит о тебе:

      Мужик, пойманный зверем —

      Безликим седым пауком:

      От подбородка тянется к шее-

      Так безыскусен мор.

      Казалось, что все мухи на окне и даже тараканы под матрасом начали громко аплодировать, вздымая свои крохотные лапки к обшарпанному потолку в поисках предрассветного неба. Но на самом деле звуки исходили из соседней комнаты, где знакомая Джека, сухонькая и дряхлая старушка Бейла, готовила полноценный завтрак для своего любимого мужа, которого уже давно не было в живых. Скворчало подсолнечное масло – его у пожилой госпожи хватило бы и до конца её жизни. На тумбочке в её прихожей, через постоянно открытую дверь можно было увидеть три кубика сахара – странный атрибут жизни пожилой женщины, укоренившийся, разводивший тараканов внутри этой самой тумбы – они прятались в петлях и срали на всё подряд.

      Возвращаясь к насекомым, Джек был уверен, что братья наши меньшие не показывали виду только потому, что своим безумным хороводом крошечных лапок и хитиновых панцирей дружно отправились хоронить то, что осталось от мохнатого и жирного паука, или вовсе доедать его беспомощные останки.

      Глава 3. Узы

      Запах чудной яичницы, витая в воздухе и накапливаясь во всех остальных комнатах, разбудил Янсона, чей храп до сего момента разносился по всей улице, вызывая недоумение и насмешки у проходящих мимо старого дома людей. В пухлом животе, на котором виднелся недавний порез довольно


Скачать книгу