Мигель и Марисол. Антонио Микулич
му Мигель вдруг почувствовал такую звонкую радость, что забыл про лошадь. Первый снег пах чем-то новым и сказочным. Сестренка копалась с курткой и шарфом в узкой прихожей перед двумя мужчинами, разбирающимися с пакетом, квитанцией и паспортом.
– Кто это, Женя? – Голос мамы донесся из кухни, сонный, звонкий, с легкой утренней хрипотцой.
– Детям подарки привезли! Мы бежим, Сергей!
Лошадь в упряжке школьной кареты вздернула головой и всхрапнула. Она была серая, светлая, с пятнышками. Сергей с козлов пристально посмотрел на нее, на часы, потом вернул взгляд на припорошенный первым снегом домик, с лучащимися желтым светом окнами, открытой настежь дверью и девочкой, возящейся с шарфом и пуговицами на фоне двух мужчин. Еще только-только светало. И снег на крыше казался сиреневым. «Растает», – подумал дядя Сережа, – «Припечет еще к полудню». Это был первый снег. Редкость в долине.
С кухни снова послышался голос мамы, теплый и сонный, с легкой хрипотцой на гласных:
– Кто?
– Подарки детям прислали.
– Это еще новости! К рождеству?
– Сейчас, погоди, распишусь тут!
Стройный всадник убрал квитанцию в пальто, аккуратно подвинув девочку за плечи, и, протискиваясь между ее спиной и стенкой, поцеловал ее в макушку через шарф, сбежал с крыльца и, глядя на Мигеля возле кареты, одним махом вскочил на лошадь. Они смотрели в глаза друг другу, но пол лица всадника закрывал шарф и высокий воротник то ли пальто, то ли мундира. Наверное, он улыбался, глядя на мальчика, и сходу пустил лошадь. Он коснулся шляпы (то ли придерживая, то ли в приветствии) и вихрем пролетел мимо Мигеля, чуть кивнув в его сторону. Взгляд его оставался прикованным к глазам Мигеля. Он уносился туда, откуда приехал дядя Сережа на школьной карете. Дядя Сережа смотрел ему вслед задумчивым взглядом. Тонкие ноги скакуна, казалось, не касаются снега.
Стук копыт зазвенел на понижение, деревья стояли темные, еще наполненные сумерками, и Мигель вдруг перестал его различать на фоне крон, теней и снега. Глаза заслезились. Мальчик сморгнул. Казалось, всадник слился с фоном.
– Это что за подарочки мне там принесли? – послышалось с кухни.
Марисол выставила галошки с полки и при слове «подарки» машинально обернулась. Папа стоял с пакетом в руках.
– Детям. Мне подарочки, вот, где?
– Что там, пап?
Папа покачал пакет в руке:
– Весит, надо сказать! Что-то серьезненькое!
– Это кто шлет? Мэрия? Неслабые вам подарочки! – мамин голос, теплый, с легкой хрипотцой доносился из кухни – Нам только открытки про принца с принцессой приносили. Еще пирожные корзинки.
Через открытую дверь в дом вливался запах первого снега и рассветные тени обозначились на лужайке перед домом. Дядя Сережа был виден через открытую дверь, с вожжами в руках и посматривающий на часы.
– Это вам там в нижнем Овечьевске корзинки! Нам книжки. Мы интеллектуальный район.
– Слышишь ты, верхний Барановск! Ты расчесал?
Папа снял щетку с вешалки и попытался поводить ей в средней части покрывавших всю спину Марисол желтых волос. Пока она, натягивала первую галошку.
– Это Мухтарова щетка, пап!
Она стояла на одном колене, тянула за край галошки и смотрела назад на пакет. Свежесть снежного утра струилась по низу в дом, и Марисол это чувствовала.
Папа сунул нос в пакет и одним глазом оценил содержимое.
– Фига себе! Кольцо! И шпага!
– С бриллиантом? – Голос мамы выдавал легкую иронию.
– Зеленое какое-то! Ой! Блещется в глаз прям! – Папа засмеялся. Но рука его тянула за шпагу.
– Ничё-себе! Тяжелая! Реальная прямо шпага. Мы из орешника делали! Сами, блин!
Шпага была в отдельном пакете с блестками и бантиками, и шуршала. Собственно, ее видно не было. Только эфес.
Марисол вскочила, покончив с галошами, вытащила висящую в волосах мухтарову щетку, отбросила ее в папу, и двумя руками сверху вниз выбила оба предмета из папиных рук. У папы остался только пакет под мышкой. Щетка зацепилась за свитер, вздрогнула и скатилась на доски пола. Галошки застучали по крыльцу одновременно с голосом дяди Сергея:
– Ну, мы опаздываем уже так, конкретно!
Мигель смотрел туда, где исчез всадник. Что-то было не так в этом утре. Из оцепенения его вывел шелест обертки в правой руке и приятная тяжесть металла.
Марисол уже сидела в карете и рвала прозрачную пленку своего подарка. Что-то из коробочки в руках сестренки ярким зеленым лучом блеснуло в глаз. С той стороны кареты над восточным хребтом показалось солнце. Дядя Сережа поднял вожжи. Из шуршащего на коленях мальчика свертка торчала большая серебристая рукоять.
Мигель запрыгнул на подножку, оглядел дорогу, линию горизонта, где с южных гор явно сдувало снег и пургой гнало по-над вершинами, хотя в долине было тихо, дядю Сергея, непривычно сосредоточенного на дороге, сел рядом с шуршащей подарком девочкой, взглянул сквозь