Искусство прозы, а заодно и поэзии. Андрей Левкин
что он находится в привычном ему мире… Поэтому после того, как люди обнаруживают, что они имеют тело с теми же самыми ощущениями, что и в мире… у них возникает желание узнать, что представляют собой небеса и ад».)
Можно посмотреть по любой искалке на Сведенборга в Сети – в основном он будет лежать на сайтах, изучающих жизнь после смерти, – в моудиевской халявной версии.
А речь о смерти вовсе не составляет основную часть его месседжа. Значит, месседж предназначен таким же ангелам, как он сам, а никоим образом не нормальным людям. Для ангелов же это просто справочник по тому, что есть человек (в книге постоянно появляется напоминание ангелам: «это неизвестно в Мире», любой пункт текста начинается с отсылки именно что к ангельскому опыту, в сравнении с которым описывается опыт человеческий – не наоборот!), а людям ее читать вовсе не надо. Потому что Сведенборг – это же такой архангел Гавриил из анекдота.
Идет мужик и видит, как с обрыва два мужика с разбегу прыгают в пропасть, а их обратно на скалу закидывает. Он поднимается к ним и спрашивает:
– Мужики, а вы что делаете?!
– Да вот, тут мощные восходящие потоки воздуха, вот мы и катаемся на них.
– А можно мне попробовать?!
– Да, конечно, разбегись только!
Мужик разбегается, прыг со скалы, хуяк об дно и – в лепешку. А наверху один другому:
– Да, Гавря, ты хоть и Архангел, но сволочь порядочная!
Но вы же не думали, что духовность – это одеколоном душиться?
Коктейль «Недетское сиротство»25
После появления в обществе всех текстов Ерофеева (в рецензируемой книге они – почти все, кроме «Моей маленькой ленинианы») разговор о нем повернул в такую сторону, что он – автор единственного шедевра, «Петушков» разумеется. А остальное – как у художника Иванова, у которого сплошь подготовительные этюды. Да и художник Брюллов тоже одну Главную Картину нарисовал, и Шишкин – медведей, и Айвазовский с девятым валом.
Да и писатели тоже так поступают. «Один день Ивана Денисовича», «Мастер и Маргарита», «Пушкинский дом», допустим. Иван Шевцов, к примеру, с романом «Тля», или Шолохов с «Тихим Доном». Соответственно, все они – те самые поэты, которые в России больше, чем поэты, потому что формируют собой общество. Потому что литература важна не как литература, а как некое свидетельство. Ну а свидетелям дважды рассказывать разную правду не положено, поэтому все они – авторы одной книги. Что до свидетельств, то это примерно так:
– Ерофеев, расскажите, пожалуйста, как вас мучили при советской власти?
– О! Пиздец как мучили! Мудаки, ебена мать!..
Соответствующий диалог можно найти в конце рецензируемой книги, это интервью с Прудовским, данное журналу «Континент» еще в 1990 году.
При этом важно понять, что свидетельством будут не просто факты, сообщаемые неким свидетелем на процессе, но само его поведение. Так что Ерофеев свидетельствует, Солженицын свидетельствует,
Русский журнал. 2000. 29 августа.