Наши за границей. Николай Лейкин
и слегка булочками закусим, a уж на ночь поужинаем вплотную.
– Геензи, кёльнер… ничего больше. Нихтс, – кивнула Глафира Семёновна кёльнеру.
Напившись чаю, Николай Иванович опять позвонил швейцару.
– Ну, хер Франц, надо нам будет немножко Берлин посмотреть. Веди, – сказал Николай Иванович.
– Нет, нет… Ни за что я никуда не пойду! – воскликнула Глафира Семёновна. – Ещё опять в какую-нибудь машину вроде подъёмной попадёшь и перепугаешься.
– Да что ты, глупая! Хер Франц теперь предупредит, коли ежели что.
– Да, да, мадам. Будьте покойны. Больше ничего не случится, – отвечал швейцар.
– Пойдём, Глаша, – упрашивал жену Николай Иванович.
– Ну, хорошо. Только уж спускаться я ни за что не буду на вашей подъёмной машине.
– Вы где это, хер Франц, русской-то образованности обучались, в какой такой академии наук? – задал Николай Иванович вопрос швейцару.
– Я, мосье, в Варшава один большой хотель управлял, там и научился.
– A сам-то вы немец?
– Я больше поляк, чем немец.
– Еврей, что ли?
– Что вы, ваше превосходительство? Я поляк, но родился в Кёнигсберге…
– В Кёнигсберге? Ну, проку не будет! – воскликнула Глафира Семёновна. – Я умирать буду, так и то этот город вспомню. В этом городе нам обедать не дали и потребовали какую-то телеграмму, в этом городе мы перепутались и попали вместо берлинского поезда в какой-то гамбургский поезд, и приехали туда, куда совсем не следует.
– Да ведь гамбургский поезд тот же, что и берлинский поезд. От Кёнигсберг оба поезд идут до Диршау…
– Диршау? Ох, про этот город и не говорите. Этот город просто ужасный город! – воскликнул, в свою очередь, Николай Иванович. – Там живут просто какие-то разбойники. Они обманным образом заманили нас туда, сказав, что это Берлин, и продержали целую ночь в гостинице, чтобы содрать за постой.
Швейцар пожал плечами.
– Удивительно, как это случилось, что вы говорите про Кёнигсберг. От Кёнигсберга до Диршау один поезд и на Гамбург, и на Берлин. Вам нужно было только слезть в Диршау и пересесть в другой поезд.
– Ну, a нам сказали, что надо поехать обратно в Кёнигсберг, и мы, не доезжая Диршау, вышли из вагона на какой-то станции и поехали обратно в Кёнигсберг, чтоб из Кёнигсберга сесть в берлинский поезд.
– Это шутка. Это кто-нибудь шутки с вами сделал.
– Как шутки! Нам кондуктор сказал и даже высадил нас чуть не силой. Нам начальник станции сказал и даже штраф хотел взять.
– Вас надули, господин, или вы не поняли чего-нибудь. Поезд от Кёнигсберга как на Берлин, так и на Гамбург – один и только в Диршау он делится, – стоял на своём швейцар.
– Да нет же, нет! – воскликнул Николай Иванович.
– Ну что ты споришь, Коля! – остановила его жена. – Конечно же, нас могли и надуть, и в насмешку; конечно же, мы могли и не понять, что нам говорили по-немецки. Толкуют, a кто их разберёт, что толкуют. Я по-немецки только комнатные слова знаю, a ты хмельные, так разве мудрено понять всё шиворот-навыворот?